Книга Дочь звёздного палача, страница 26 – Элис Нокс

— Он умер?

— Двенадцать лет назад.

Тишина. Потом:

— Как?

Я сжала простынюв кулаках, чувствуя, как под кожей начинает покалывать магия — отклик на эмоции.

— Империя выследила нас. Он сражался, чтобы дать мне время сбежать. — Слова выходили механически, без эмоций, как будто я рассказывала чужую историю. — Я видела, как его окружили. Как он создал последний щит, чтобы портал успел закрыться. Как огонь поглотил всё.

— И ты винишь себя, — констатировал Орион. Не вопрос. Факт.

Я повернулась к нему резко.

— Конечно виню! Если бы не я…

— Если бы не ты, он умер бы раньше, — перебил он спокойно. — Или позже. Но результат был бы тем же. Империя не оставляет Вега в живых. Твой отец это знал.

Холод его слов отрезвил лучше пощёчины.

— Ты не знал его.

— Нет, — согласился Орион. — Но я знал его предков. Всех до единого. — Золотые глаза сверлили меня в темноте. — Вега всегда жертвуют собой ради "высшей цели". Эридан пожертвовал честью ради власти. Твой отец пожертвовал жизнью ради твоей. Это у вас в крови — играть в мучеников.

Ярость вспыхнула, обжигающая и очищающая.

— Ты ничего не понимаешь.

— Понимаю больше, чем ты думаешь, — он сделал шаг ближе, но всё ещё держался на расстоянии. — Я видел, как боги жертвовали собой. Как смертные бросались на мечи ради других. Знаешь, что объединяет всех мучеников?

Я молчала, не в силах оторвать взгляд.

— Они думают, что их жертва что-то изменит. Что их смерть будет иметь значение. — Он усмехнулся горько. — Но галактика продолжает вращаться. Империя продолжает убивать. И единственное, что остаётся от мучеников — это те, кто остался жить с виной.

Слова резали, потому что в них была правда, которую я отказывалась признавать годами.

— Тогда зачем? — прошептала я. — Зачем он умер, если это ничего не изменило?

Орион долго смотрел на меня, и в его взгляде было что-то странное. Не жалость — он был слишком горд для жалости. Но понимание. Узнавание родственной души.

— Потому что любил тебя больше, чем собственную жизнь, — сказал он наконец, и голос стал мягче. — И в этом не было логики. Не было расчёта. Только инстинкт — защитить то, что дорого.

Что-то внутри сломалось. Стена, которую я возводила двенадцать лет, удерживая эмоции под замком. Рыдание вырвалось из горла — некрасивое, болезненное, срывающее последние остатки контроля.

Я плакала. Впервые с той ночи, когдаогонь поглотил отца, я позволила себе плакать по-настоящему.

Орион замер, явно не ожидая такой реакции. Секунду он стоял неподвижно, и я видела борьбу на его лице — желание уйти, оставить меня наедине с горем, против чего-то другого. Чего-то более человечного.

Затем он проклял что-то на древнем языке — тихо, почти нежно — и наконец приблизился. Сел на край кровати осторожно, словно боясь спугнуть раненое животное.

Его рука легла на моё плечо — тяжёлая, тёплая, неожиданно успокаивающая.

— Плакать не стыдно, — произнёс он тихо. — Даже последним из рода убийц богов позволено горевать.

Я плакала, пока слёзы не иссякли, оставив лишь пустоту и странное, хрупкое спокойствие. Орион не двигался, терпеливый как вечность, которую прожил. Его присутствие было якорем — молчаливым напоминанием, что я не одна.

— Лучше? — спросил он наконец, когда моё дыхание выровнялось.

— Не знаю, — честно ответила я, вытирая лицо тыльной стороной ладони. — Но… спасибо. За то, что не ушёл.