Книга Мир охоты и крови, страница 182 – Микки Хост

Эйкен хотел плакать. Это он послал тени, чтобы они защитили Пайпер от опасности. Магнус сделал то же самое, а меч Гасион пробил ему грудь. Теперь Эйкен постоянно спрашивал себя: он ли стравил Гасион и Магнуса? Не он ли виноват в смерти Магнуса?

– Эйкен, – настойчиво позвал Николас.

Ему потребовались секунды, чтобы вновь сделать вид, что интерьер особняка интересует его куда сильнее того факта, что человек, которого он считал братом, умер из-за его ошибки. Эйкен заметил, как Николас кивнул ему за спину, и, обернувшись, увидел Марселин.

– Как Стефан? – широко улыбнувшись, спросил Николас, будто не заметив усилившегося напряжения. За эти дни он часто выступал в роли переговорщика, и если поначалу Эйкена это бесило, то потом он понял, лучше говорить именно Николасу. Ему члены коалиции доверяли больше.

– Сомнус развеян, но Пре… Третий, – мгновенно исправилась она, стоило только Эйкену бросить предупреждающий взгляд, – сказал, что ему может потребоваться время, чтобы проснуться окончательно.

– Ему можно верить? – громко уточнил рыцарь, приставленный к Эйкену.

– А вам бы только проверять его верность! – не выдержав, выпалил мальчик, резко обернувшись к рыцарю. Он уже потерял одного брата и не позволит кому-либо оскорблять или причинять боль другому его брату. – Клятв вам недостаточно?

– Ты ребенок, – нахмурившись, сказал рыцарь. – Что ты можешь знать?

– В отличие от вас, я выжил в Башне, а это практически невозможно!

Эйкен не хотел упоминать о Башне, но слова вырвались будто сами собой. И теперь на него смотрели так, будто он был сумасшедшим. Может, он таким и был. Он выжил не в одной Башне, а в двух. Твари терзали его сердце и душу, мучили тело, проникали в сознание, но вопреки этому он выжил.

– Рафаэль…

Или нет. Может, он умер в то же мгновение, что и Магнус.

– Хватит! – заорал он, взмахнув руками.

Тени сорвались, окружили его, приобретая очертания диких зверей и птиц, оскалились и предупреждающе замахали хвостами. Марселин испуганно выдохнула, прижав ладони к груди.

Эйкен сомневался, что она напугана по-настоящему. Скорее озадачена и расстроена, ведь она свято верила, что он – Рафаэль, ее брат. Это было единственным, о чем она говорила с ним.

– Просто оставь меня в покое! – процедил он сквозь сжатые зубы. – Никакой я не Рафаэль! Я – Эйкен!

Магнус обязательно сказал бы, что ему следует быть более вежливым со столь прекрасной леди. «Пойми, Эйкен, настоящие рыцари так себя не ведут. Ты должен быть всегда вежлив и внимателен, и, может быть, какая-нибудь дама даже… Ну ладно, ограничимся пока поцелуем в щеку. Ты же еще совсем малыш». Да, Магнус бы так и сказал.

Но Магнуса больше нет.

Николас, вот уже второй день пытавшийся сблизиться с Пайпер и Фортинбрасом, нашел подход к Рафаэлю, а Марселин – нет. Из-за этого ей хотелось лезть на стенку, но она сделала нечто куда более ужасное. После неудачного разговора с Рафаэлем Марселин вернулась к Стефану и обнаружила, что он все еще спит. Она легла рядом, уткнулась лицом в подушку и зарыдала.

Она хотела вырвать себе сердце, чтобы оно не болело, лишиться зрения и слуха, чтобы не видеть и не слышать, как Рафаэль называет себя Эйкеном. Почему он ее не узнавал? Почему не хотел дать ей хотя бы шанс?

Марселин изводила себя мыслями так долго, что в конце концов разрыдалась снова. Ей следовало заняться чем-то полезным, например, прибраться в комнате Стефана, поговорить с Пайпер или убедиться, что Третий точно развеял сомнус. Но Марселин не могла заставить себя пошевелиться. Рафаэль не хотел ее даже видеть, но, может, он еще изменит свое мнение. Если бы только Марселин смогла предоставить ему доказательство того, что они родственники… Она придумывала один план за другим – до тех пор, пока усталость, раскалывающаяся голова и еще один приступ рыданий не добили ее. Она даже не помнила, как уснула.