Книга Мир охоты и крови, страница 242 – Микки Хост

Шерая была глупой и наивной. И жестокой, когда убивала мага, затеявшего это, потому что ее сердце разбили и растоптали, и ей было больно.

– Знаешь, что я с ним сделала?

Гилберт помотал головой. Испуг в его глазах не был связан с магией, отразившейся в глазах Шераи, или ощущением силы, которое разлилось в воздухе.

– Убила. Он стал вратами, как Стефан, а его остановила. Потом я убила каждого человека, который переродился в демона, и похоронила. После этого мною занялось ребнезарскоеобщество магов, и я несла наказание за содеянное под их чутким надзором.

Гилберт открыл рот, но Шерая опередила его, продолжив:

– Королева, твоя бабушка, знала о том, что случилось, но все равно пригласила меня на службу. Знаешь, это было где-то за десять лет до того, как твои родители поженились. И до того, как родился Алебастр, я сумела доказать, что верна Ребнезару. Я всегда была и всегда буду верна Ребнезару, который подарил мне шанс на лучшую жизнь. Знаешь, как так вышло?

Гилберт скованно пожал плечами.

– Я научилась управлять своей ненавистью. Сначала держала ее в узде, потом и вовсе смогла отпустить. Если бы я жила только ненавистью, то я, считай, и не жила бы вовсе. Это было бы существованием, Гилберт. Не жизнью. Ты меня понимаешь?

Он, возможно, и понимал, но не мог в этом признаться. Он был достаточно упрямым и ненавидел признавать свои ошибки. Гилберт мог убиваться даже из-за незначительной оплошности. Оговорки, неудачной шутки, случайно допущенной в письме ошибки. Гилберт жил с чувством вины за то, что не может с первого раза все сделать идеально, и ненавистью за ошибки, которые никак его не касались.

– Алебастр приказал мне защитить вас, – строго произнесла Шерая, но вопреки тону ее жест был очень нежным: она убрала со лба Гилберта несколько прядей и аккуратно пригладила его волосы, помня, как он ненавидит ужасную прическу. – И я буду вас защищать. Даже друг от друга, если это потребуется.

Гилберт открыл рот и снова закрыл. Шерая видела, как ему трудно, но не помогала – это было тем, что он должен был сделать самостоятельно. Время близилось к вечеру, крайнему сроку, обозначенному коалицией для принятия решения, однако Шерая была готова ждать хоть целую вечность.

Может быть, даже через настоящую вечность, Гилберт посмотрел Шерае в глаза и опустил голову, словно провинившийся ребенок.

– Прости, что накричал на тебя, – пробормотал Гилберт. – Я не хотел, я… Нет, я хотел, потому что был очень зол, но я не хотел кричать на тебя! Я…

устал, – едва слышно произнес Гилберт на выдохе. – Я хочу, чтобы это все закончилось, чтобы он… Чтобы Фортинбрас был Фортинбрасом…

Что ж, это прогресс: Гилберт впервые произнес это имя.

– Он старается. Если бы он этого не хотел, не думаю, что он бы позволил унижать себя на суде.

– Никто его не унижал, все было по справедливости, –пробурчал Гилберт.

– Гилберт.

Он вздохнул и опустил плечи.

– Если Райкер прав, – между тем продолжила Шерая, – а он прав, как мы смогли убедиться, то вам придется работать вместе, потому что ты точно не оставишь Третьего без надзора.

– Ни на секунду. Пусть только попробует куда-то смыться, я тут же его найду и…

– Значит, тебе придется постараться, чтобы дело не дошло до желаемой Данталионом драки. Я знаю, – мягче произнесла Шерая, поймав его растерянный взгляд, – что это тяжело. Но иногда приходится принимать тяжелые решения и делать все от себя зависящее. Я знаю, что ты справишься. Ты умный, сильный и смелый, Гилберт. Ты справишься со всем, что тебе встретится.