Книга Игра одиннадцати, страница 163 – Амалия Лик

40-й день суперфинала

Ева сидит на матрасе и раздирает до крови заусенцы, которые появились вокруг грязных обломанных ногтей. Вчера она просмотрела все сканы и до сих пор не может прийти в себя. Нет. Она не верит в то, что увидела. Не хочет верить.

Она не находит себе места и ждет, когда зазвучит голос и потребует от нее ответы. А взамен она тоже потребует правды. Но голос молчит, а вокруг нее сгущается тишина.

Ева встает и ходит по комнате, разминая мышцы. Она поглядывает на корявые записи на стене. Время тянется, секунда за секундой. Ева считает про себя, но это не помогаетуспокоиться. Она вновь ложится на матрас, повторяя, что справится и вырвется на свободу. Теперь она обязана выбраться.

Через какое-то время по бетонной коробке из динамика разносится безликий голос:

– Ева, момент настал. Я задам вопросы, а ты дашь ответы.

Она вскакивает и поворачивается лицом к камере, смотрит в упор на маленькую красную точку. Губы сухие, а язык не хочет шевелиться. Сцепляет руки в замок, чтоб не выдать себя, теребя нож, лежащий в кармане. Пытается облизнуть губы и начать говорить, но продолжает молчать.

– Ева, – вновь раздается голос, – у тебя будет всего пять секунд, чтобы ответить. Кто спрятан под знаком вопроса?

Ева смотрит на стену и снова в камеру.

– Саша. Девушка Саша. Она спрятана под знаком вопроса.

Все тело потряхивает. Ева обхватывает себя руками и пытается успокоиться. Но изобразить уверенность она не способна. Только стоит, чуть раскачиваясь взад и вперед, и ждет, что скажет голос.

– Второй вопрос. Твой заказ, гончая. Кто убийца?

Ева прикусывает губу и продолжает:

– Убийцей может быть любой. Каждый сыграл свою роль. Мы все… все мы… предали Сашу… оставили ее в беде… не помогли ей…

Металлический голос произносит:

– Ева, на второй вопрос есть только один ответ, а ты перебираешь варианты. Считаю до пяти.

– Я не знаю, – тут же отвечает Ева. – Да, мы все поступили плохо, но она же осталась жива. Никто из участников игры ее не убивал.

Ева мечется по крохотной комнате, не зная, что делать.

Голос начинает говорить, а она слышит даже через преобразователь, насколько он пропитан металлом и ненавистью.

Через несколько дней после нашей встречи на руинах я сидел на седьмом этаже высотки и слушал скучный курс. Но мысли возвращались к Саше, к моей Але, которую я даже не попытался вернуть. Эгоизм – это болезнь, которая пожирает мысли, и мы перестаем думать о других, остается только «Я», только собственные чувства, эмоции, жалость к себе. И я болел этой болезнью, жалея себя, ублажая свою заносчивость.

Завибрировали часы, звонила Лейка. Я скинул ее и выключил вибрацию.

Когда мы только расстались с Сашей, я хватался за каждую ниточку, которая нас когда-то связывала. Продолжал поддерживать связь с ее сестрой, спрашивал, как у них дела, как они поживают. Обычно Лейка отвечала, что все хорошо, что Саша приходит в себя. Но ее ответы всегда были скупые и немногословные. Со временем я перестал интересоваться. Я им был не нужен. Это причиняло боль – знать, что у той, кто тебя бросил, все хорошо, что она не мучается воспоминаниями, продолжает жить, как будто нас и не было вовсе. Как будто ничего не было.

Еще звонок. И еще.

«Неугомонное создание», – подумал я.

После нескольких попыток она перестала. Но начал названивать друг. После разрыва с Алей наша с ним дружба тоже дала трещину. Я знал, что он был в нее влюблен, но всегда отгораживался от этих мыслей, думал, что рано или поздно встретит другую, свободную девушку. А когда мы с Алей разошлись, я начал ревновать и подозревать его, что это он ее настраивал против меня. И сам же отдалился от него, словно позволяя воспользоваться нашим разрывом. Я был слишком самонадеян и верил, что Аля никогда не предпочтет его мне. А еще я был безмерно высокомерен и напыщен, чтобы признаться ему в том, как сильно я любил Сашу и как мечтаю ее вернуть.