Книга Игра одиннадцати, страница 77 – Амалия Лик

Свет гаснет, и комната погружается во мрак. Ева лежит и прислушивается, как скрипит засов где-то там, за потолком, слышит звук откупоривания склепа и тяжелые шаги на лестнице.

Она напрягается всем телом. Проигрывает в голове снова и снова то, что собирается сделать. Повернуться, быстро вскочить, оттолкнуть «тюремщика» и прорваться к лестнице. Но для этого ей нужен хоть малейший луч света, который должен просачиваться сверху, из открытого люка ее личного склепа.

Шаги приближаются. Ева сжимает ладони в кулаки, открывает глаза и медленно поворачивает голову. Мрак повсюду, он не рассеивается, а стоит плотной завесой. Она чувствует человека в комнате, слышит, как он что-то ставит на пол и идет обратно.

«Чертова тьма!»

Ева вскакивает с матраса и бросается к лестнице, пытаясь прорваться к выходу. Но ее тут же хватает чья-то сильная рука в перчатке и швыряет к стене. Она ударяется плечом и падает на холодный пол. Безвольно лежит, схватившись за онемевшую руку, слушая звуки шагов по деревянным ступеням и хлопок тяжелой двери. Через несколько минут загорается лампа. Она видит тарелку с едой, стоящую на полу, бутылку воды и собирается уже ползти до матраса, как из динамика гремит страшный металлический голос.

– Ева, ты нарушила правило игры и должна понести наказание.

В то же мгновение свет в комнате тухнет, и Еву окутывает промозглый густой мрак.

«Вечность капает медленно, безгранично долго и тягуче.

Кап…

Кап…

Кап…»

9-й день заточения

«В комнате заперты я и мгла…

Кто из нас победит?

Никто не разговаривает со мной…

Не звучат записи других участников…

Никто не приходит, не приносит еду и воду.

Я проигрываю, сдаюсь, ломаюсь.

Кап…

Кап…

Кап…»

10-й день заточения

«А вечность неиссякаема…

Я лежу на матрасе, иногда перемещаюсь вдоль стен, на ощупь.

Только я и мысли. Мысли и я.

Кап…

Кап…

Кап…»

11-й день заточения

«Мне кажется, время остановилось, а стены сжимаются с каждым моим вздохом. Остается всего миг,бесконечный миг, а после они расплющат меня под своей тяжестью.

Я стараюсь думать о хорошем, вспоминать счастливые дни прошлого, пытаюсь поддерживать свет внутри себя. Но моя неоновая лампа понемногу тускнеет, а я слепну от черноты.

Я больше никогда и ничего не увижу.

Скоро я буду помнить только эти стены, этот пол, эти сканы.

Я умру в этом затхлом подвале.

Одна…

Тьма топит меня в слезах, топчет в мыслях.

Я разговариваю с Марком, разговариваю с теми, кого здесь нет…

Я молю о пощаде – десятки, сотни, тысячи раз.

Но меня никто не слышит.

Есть только я. Я бесконечна.

Это страшно.

Целую вечность я лежу, ожидая смерти. Но смерть не торопится, не спешит».

Яркий свет пронзает и режет глаза, словно тысячи осколков стекла впиваются в роговицу. Слезы текут по щекам, и невозможно терпеть, невозможно смотреть. Тьма покинула ее камеру, но не страх и не мрак, впившиеся в нее навсегда.

Утром Еву разбудил странный назойливый звук. Она резко села и размяла затекшую озябшую шею. Ночью было холодно, даже кофта не спасла от озноба, пробравшегося под кожу. Хотелось залезть под струи горячего душа и выпить теплого кофеина. Но вокруг был все тот же залитый солнцем лес. Откуда-то сверху шло жужжание. Ева задрала голову и прищурилась, пытаясь разглядеть, что происходит, но солнце слепило глаза, а гул неумолимо нарастал. Ева тут же включила часы – никаких новых сообщений. В голосовании девять активных кнопок, а изображения Сергея и Рины черно-белые. Ева посмотрела на свой скан, количество голосов под ним – ноль. Выдохнула. Под другими тоже были нули.