Книга Пять жизней и одна смерть, страница 56 – Амалия Лик

– Да, ты прав, – отвечаю я, расслабившись и чуть прижавшись к нему плечом.

Мы садимся за уютный маленький круглый стол, покрытый такой же голубоватой скатертью. Но я все еще никак не могу прийти в себя, никак не могу вернуться, стряхнуть с себя эти сутки.

– Что будешь? – спрашивает Альберт, изучая меню.

– Закажи мне что-нибудь на твой вкус.

– Хорошо.

Разговор не клеится, мы никак не можем настроитьсяна одну волну. Не можем переключиться друг на друга.

Обед протекает в спокойной атмосфере, а мы изо всех сил стараемся говорить на отвлеченные темы, но и тут слова в предложения клеятся с трудом. Я не хочу быть эгоисткой и не хочу, чтобы он думал, будто я сумасшедшая или использую его. Я вообще многого не хочу. Не хочу втягивать его в свою жизнь, но втягиваю. Не хочу, чтобы между нами были тайны, но их список с каждой нашей встречей все возрастает. А как я могу рассказать ему? И стоит ли вообще?

Тишина разряженным кислородом висит между нами, и я не выдерживаю:

– Ал, спасибо тебе за все. Это для меня много значит, даже не передать. Поэтому спроси, если хочешь. Не уверена, что смогу ответить, но я хочу попробовать впустить тебя в свои тайны.

– Ладно, – серьезно произносит он, хмуря лоб. – Что мы искали? Или кого? Что это за дом?

– Мы искали Элизу Локс. Мне казалось, что она раньше была в этом доме. Хотела помочь ей. Но…

– Но мы ее не нашли. Может, стоит пойти в полицию?

– Нет, не лучший вариант, – быстро отрезаю я.

– Почему? Если девушка пропала или попала в беду, то полиция поможет нам ее найти или сделает хоть что-то, чего мы сделать не в состоянии.

– Я не могу, ты не понимаешь. – Мой голос начинает звучать жестче.

– Но почему, Анна, что за тайны? Чего я не понимаю? Что может быть важнее человеческой жизни? Почему ты боишься идти в полицию? – заводится он не на шутку.

– Прости, прости меня, но я не могу. Просто не могу. Они начнут спрашивать, откуда я ее знаю и с чего это я решила, что она пропала. Они будут выспрашивать, а я не знаю, что отвечать.

– Как это? Расскажешь, что знаешь. – Его брови слегка хмурятся.

– Мне кажется, что она пропала, и все. Я не уверена, я ни в чем не уверена. Я этого не знаю наверняка. И у меня нет объяснений, нет ответов на их вопросы, да и на твои тоже.

– То есть ты вроде знаешь, ты думаешь, что знаешь, но откуда знаешь и почему думаешь – не знаешь? – с какой-то издевкой продолжает он закидывать меня вопросами.

– Ну как-то так, да, именно так, – в такой же манере отвечаю я.

– Вот опять. Ты сказала, что хочешь довериться мне, попробовать рассказать, что происходит. А когда я задаю вопросы, ты всеми способами увиливаешь от ответов. Что не так, Анна? Ты мне настолько не доверяешь?

Его тон, обычно такой спокойный и ровный, резко меняется,а наш разговор набирает обороты. Я вижу его недоверие, злость и что-то еще – то ли подозрение, то ли сомнение, то ли бессилие. Не знаю, я не очень-то умею разбираться в эмоциях других людей. Но это все переходит черту, мою грань дозволенного. Загоняет меня в угол, вынуждает признаться в том, какая у меня на самом деле жизнь, или даже в том, что ее нет совсем. А я этого не хочу, не могу, я еще не готова. Больше всего в эту секунду мне хочется все прекратить.

Я резко встаю, чуть не опрокидывая стул.

– Прости еще раз, что потревожила. Спасибо за все. Это была плохая идея. Мне пора.