Книга Сделка, страница 145 – Марина Суржевская

Открыв ящик стола, я посмотрел на лежавшее там оружие. На рукояти одного нацарапаны шаманские символы. Они покрывают дерево сплошной вязью и холодком отдаются в ладони.

Резко захлопнув ящик, я отвернулся и некоторое время сидел, переживая новый виток воспоминаний. Потом подобрал надушенное приглашение с монограммами княжеского рода и сломал печать.

– Ладно. Схожу на этот чертов бал! – пробормотал я и хмыкнул, понимая, что не уговорами, так чувством вины хитрый Тимофей все-таки добился своего.

День бала выдался на редкость солнечным, словно подступающая весна наконец проснулась и залила столицу пусть не теплом, но хотя бы светом. Заснеженные изгороди под окном моей спальни сияли подобно чистейшим бриллиантам, небо радовало синевой. «Счастливый знак, ваше сиятельство! – изрек Тимофей. – Сама природа благоволит княгине и ее рауту!»

Я на это лишь скривился. Старик так радовался моему согласию выбраться в свет, что я не решился его расстроить и все-таки отказаться. Хотя испытывал желание поступить именно так.

И потому в назначенное время, одетый в двубортный фрак и пальто поверх, я садился в карету, тайно надеясь, что Петербург занесет новой порцией снега и внушительный затор станет достаточным оправданием, чтобы не приехать. Но увы, центр столицы основательно расчистили, так что карета неслась с ветерком. На пересечении с Морской улицей я увидел знакомую вывеску и крикнул Остапу, чтобы остановился.

Не обращая внимания на ворчание денщика, я выбрался из экипажа и толкнул дверь под вывеской «Ходатайства по частным делам господина Карчеева». Меня встретил уже знакомый служка – неприятного вида верзила со сломанным носом, больше похожий на вышибалу в дрянном заведении, чем на конторщика.

– Твой хозяин на месте? – бросил я, не здороваясь.

– Господин стряпчий все еще в отъезде, – блестя крошечными глазками, проблеял служка, но я заметил быстрый взгляд в сторону двери. – Вы можете оставить для него послание, которое я непременно…

Все понятно. Не слушая дальше, я двинулся к двери кабинета. Служка попытался преградить дорогу, напоролся на мой взгляд и сконфуженно отступил, продолжая бубнить за спиной:

– Куда? Нельзя… Не велено!

Карчеев вскочил, когда я вошел, и заметно побледнел.

– Проша! – тонко взвизгнул он. – Я ведь говорил тебе!..

– Так я помню, что не велено пускать графа, так он же не стал спрашивать! – оправдался Проша. – Сам вошел! А я что, я что! Я же не могу супротив сиятельства, я же что!

Я молча уселся в кресло напротив стола, оперся сложенными руками на оскаленную морду, венчающую мою трость. Пасть волка была выполнена столь искусно, что производила впечатление настоящего звериного черепа. Карчеев шумно сглотнул, посмотрев сначала на этот череп, а потом – на меня.

– Господин Волковский! –Его лицо растянула широкая неискренняя улыбка. – Какая честь! Ваша светлость! Наслышан, наслышан… Удивительная удача… Благосостояние… какая радость видеть вас в добром здравии и общем благополучии!

Я молчал, рассматривая некрасивое носатое лицо стряпчего, отчего тот еще сильнее бледнел. Подавившись лестью, он на время умолк.

– Мне говорили, что вы заезжали осенью, – не выдержав груза тишины, снова заблеял прохвост. – Увы, срочные дела вынудили меня уехать… Но я ведь оставил для вас вексель! Вы выполнили условия сделки и честно заработали деньги! Но мой помощник сказал, что вы порвали бумагу! Изодрали в клочья! – Карчеев не сдержал изумления и негодования. Похоже, он не понимал, как можно порвать в клочья настолько большую сумму. – Если вы все же решили обналичить это обязательство…