Онлайн книга «Тайна проклятого дара»
|
Бабка обнаружилась во дворе – неужто переживала за непутёвую внучку, решив её дождаться? Или же надумала потихоньку скандал закатить, втайне от домашних? Но нет, Агафья просто стояла, растерянно озираясь и принюхиваясь. – Яринка, я перетрудилась, может, сегодня или от жары голову напекло… Да только розами мне пахнет. Вот отсюда и до угла избы. Аккурат как лепестки, что отец Ванькин с княжьего подворья привозил.Не чуешь ничего? От наведённого Даром морока не осталось и следа. Но пахло во дворе и впрямь как в райских кущах. Да и ладони Яринки до сих пор хранили аромат нежного колдовского цветка, достойного княжеских садов. – Это от меня, бабуль, – живо нашлась она. – Дар несколько капелюшек привёз с торжка в крохотном сосуде. Много брать не стал, побоялся, что обманут, подсунут дрянь. Сказал, в следующий раз побольше купит. А ещё бусы подарил, зелёные такие, стеклянные… – Ишь, расщедрился, ну надо же, – бабка покачала головой. И вроде как с усмешкой, но Яринка видела – не сердится. Наоборот, такой дорогой гостинец внучке её явно обрадовал. А затем тихонько сказала: – Дар твой – наполовину степной басурманин, тебя это не пугает, не смущает? – Как басурманин? – опешила Яринка. Она даже и не думала о происхождении лешака. Просто найти бы его родню! Басурман она самолично видала только в Торуге и то издалека. Были они коротконоги, коренасты и круглы лицом. Глаза раскосые, лисьи, кожа тёмная, задубевшая под ветрами да палящим солнцем. Не зря кое-где народ звал их копчёными. Дар же отличался от парней из дружины, что приезжали в своё время забирать выздоровевшего дядьку Бориса, лишь цветом волос и бровей, ну и глазами, походившими на тёмные спелые вишни. А форма их привычная, как у местных. Кожа светлая, и росту с шириной плеч у него хватало. Да, статью богатырской он не обладал, ну так и драться его учили разве что сызмальства, до того, как колдун украл. Поди и забыл, как клинок в руке держать. Потому и не заподозрила Яринка в женихе чего-то необычного. И нет, его происхождение совершенно не смущало, о чём она бабке и призналась сразу же. – Хорошо, – взгляд Агафьи неожиданно потеплел. – Догадываюсь я, почему он сирота. Сколько зим ему, чуть больше двадцати? – Больше. Но насколько – он не ведает. – Я зато ведаю, – и бабка вдруг опустила глаза. – Четверть века назад творилось на границах светопреставление, как ты помнишь. То мы их селения выкашивали да жгли, то они – наши. Тогда едва замирились с ними, дядька Борис в этом первейшее участие принимал, несмотря на то что едва кметем успел стать. В первую же большую битву вместе с сыном ихнего хана, сопливым Бузулеком, попали в яму, да такую огромную, что поодиночке вовек не выбраться. Просидели почти седмицу и договорились как-тоо мире, иначе пропали бы непременно от голода и жажды. Не доверились бы друг другу – вовек бы не вылезли. С тех пор и начали потихоньку вражду сводить на нет. Ох, сложно было, даже мы тут в глухом краю страху натерпелись, а что творилось там, где княжий двор стоит, да ближе к степям – и помыслить жутко. Яринка кивнула, до сих пор не понимая, что к чему. – Как ты можешь догадаться, в таких войнах перво-наперво страдают бабы. Мужикам-то чего, они год дерутся, год брагу вместе хлещут. Откупились вирой за посеченных в битве родичей, остальным велели козни не строить и наново вражду не разжигать. Потому и растёт и тут, и там уж второе поколение без войны и без злобы… Вот только про бабьё, что от ихних распрей больше всего мучилось, позабыли, будто так и надо. Мол, нашему племени и так положено век от века страдать, – Агафья невольно скрипнула зубами. – И можешь сама угадать, почему во время войны на свет появлялись дети навроде твоего Дара. Никому не нужные, напоминающие матерям о таком, что хотелось забыть накрепко. |