Книга Энчантра, страница 112 – Кейли Смит

— Даже не думай, — отрезала она.

— Тогда мой! — тут же воскликнул Севин.

Когда последний удар был нанесён, Баррингтон, кривясь, процедил:

— С днём рождения, Женевьева.

А потом вытащил из себя ножи и вышел из комнаты, оставляя за собой кровавый след.

Женевьева смогла вымолвить только одно:

— Я не понимаю эту семью.

Но в другой жизни, наверное, я бы и правда хотела быть её частью.

— Это он нас всех втянул в эту грёбаную игру, — пояснила Эллин, пожав плечами. — Так что пусть хоть иногда и пострадает.

— Ладно, кто готов к торту? — радостно спросил Севин.

Через час Женевьева и Роуин вернулись в его комнату — переодеться и немного отдохнуть перед следующим раундом Охоты. Он снял простыни со своей кровати, пока она вытаскивала шпильки из растрёпанных волос.

— Хочешь, помогу? — спросил Роуин, когда закончил, приподняв бровь: она как раз мучительно пыталась дотянуться до шнуровки на спине.

Она замерла.

— Ты что, специально так туго затянул, чтобы потом самому и распускать?

Но на его лице не было и намёка на усмешку. Он просто сделал жест, чтобы она повернулась, и она прикусила губу, не понимая, в каком он сейчас настроении.Он медленно потянул за один из шнурков, развязал узел, потом аккуратно и тщательно расплёл корсет, пока тот не ослаб настолько, что она наконец смогла нормально дышать.

— Сыграем в «Две правды и ложь»? — вдруг предложил он.

Она удивлённо развернулась к нему.

— Хорошо.

— Тебе понравилось? Какой твой любимый день рождения? И какой момент сегодняшнего вечера был лучшим?

— Это было… интересно, — ответила она на первый вопрос. — Совсем не то, что у нас дома. Мама всегда готовила моё любимое блюдо, а я играла с Офи. Наверное, лучший день рождения — тринадцатый. Тогда мама впервые разрешила мне самой сходить в город.

Пока она говорила, он снял жилет, аккуратно сложил его и положил на комод. Потом снял туфли и галстук.

— А лучший момент вечера… — Она замолчала, пытаясь не смотреть, как он расстёгивает рубашку.

Твои губы на моём теле. Безусловно.

— Когда Ковин проглотил нож размером с моё предплечье, — солгала она.

На самом деле этот момент был совершенно ужасным и не вызывал желания повторить.

— Его стандартный трюк, — усмехнулся Роуин. Но по его взгляду она поняла: он знает, что это была ложь. Впрочем, умолчал.

— Твоя очередь, — бросил он.

— Ты правда ненавидишь своего отца так же сильно, как все остальные?

На другой вопрос у неё пока не хватало смелости.

— Всё не так однозначно, — ответил он. — Но иногда — да. Не за то, что он однажды поступил опрометчиво, испугавшись за жизнь жены. А за то, что после этого даже не пытался быть рядом. Он слишком стыдится того, к чему нас приговорил. Но, ошибся ты или нет — если обрёк свою семью на проклятие вроде Охоты, то должен хотя бы смотреть им в глаза чаще, чем два раза в год.

Женевьева кивнула.

— Моя мать никогда не рассказывала нам об отце — о том, как встретила его в Фантазме, о проклятиях, что разрушили нашу семью, о долгах, повисших на нашем доме. А потом умерла и просто… оставила нас. Она нас бросила. Меня — вообще без подготовки к жизни.

Роуин скрестил руки на обнажённой груди и облокотился на комод, погружённый в размышления.

— Тяжело осознавать, что те, кто должен был нас защищать, могут оставлять самые глубокие раны.

Женевьева тяжело вздохнула. С этим ей приходилось мириться слишком долго.