Книга Кровавая луна, страница 38 – Пенн Кэссиди

На карту была поставлена жизнь моей сводной сестры Локсли, и я знал, что, где бы она ни была, она рассчитывает на то, что я найду ее и освобожу. Я знал, что она все еще жива, потому что, если бы ее не было, у меня не было сомнений, что надо мной бы насмехалисьпублично… Так же, как мы насмехались над Харкером из-за Сиренити.

Я пытался отделить мысли о ней от своих эмоций, но это становилось все труднее. Чем больше времени я проводил рядом с ней, тем мягче становился в ее присутствии. Было что-то в ее отваге и искре, что заводило меня, но я не мог этого объяснить. Я трахал бесчисленное количество женщин на протяжении веков и воображал, что невосприимчив к их уловкам, но Сиренити… Я все еще не мог понять, что меня привлекает. Более того, были вещи, которые я хотел сделать с этой женщиной, которые немного пугали даже меня.

Когда я впервые увидел ее в «Ру», танцующую с закрытыми глазами и лицом, повернутым к вспыхивающим огням, я понял, что она, вполне возможно, самое красивое создание, которое я когда-либо видел. Я знал, как она выглядит, но журналы и телевидение не отдавали ей должного, как и те душные платья, в которые ее одевали стилисты, чтобы казаться ангельской и скромной. Но это платье темно-красного цвета облегало ее изгибы, как жидкий шелк. Иногда я мог поклясться, что все еще ощущал ее текстуру, когда поднимал ее к себе на плечи и зарывался лицом в ее влажную киску.

Мне становилось тяжело при одной мысли о той ночи. В ту гребаную ночь, когда я потерял голову и мне пришлось напомнить, что она была целью, а не кем-то другим, с кем я должен был связываться. Меррик и Фауст устроили мне столько дерьма за это, когда закончили свою смену и оставили ее на произвол сенатора. Особенно Фауст. Я все еще не понимал его отвращения к Сиренити, но враждебность между ними двумя была ощутима.

В общем, мне не следовало трахать ее прошлой ночью. Это был плохой ход с моей стороны. Мне не следовало открывать дверь в ту комнату для гостей. Я не был идиотом, и точно знал, что найду. Я вернулся в дом стаи после ночной встречи с Эстель Найтингейл, матроной-ведьмой, и некоторыми членами ее клана, которые открыли свое посольство для беженцев из дома Ковена.

Когда я проходил мимо комнаты, в которую поместили Сиренити, было невозможно не услышать тихие всхлипы и трение ее кожи о простыни. В этот момент мне был конец. Еще в коридоре я почувствовал запах ее возбуждения, и инстинкт взял верх. Я снова хотел ее даже сейчас, и знал, что чем больше времени я позволю себе быть рядом с ней, тем сильнее будет расти эта потребность.

Мне хотелось впиться в ее кожу и смотреть, как кровь растекается по совершенно белым простыням. Мой рот наполнился слюной при мысли о том, как я прокусил ее артерию и выпил всю ее жизненную силу, а затем кончил так сильно, что у меня перед глазами возникли звезды. Я хотел увидеть, как мои отпечатки пальцев останутся на этой молочно-белой коже, и наблюдать, как румянец стекает с ее щек. Я хотел выебать всю жизнь из Сиренити, и это было то, что пугало меня.

Мы с Фаустом притормозили, приблизившись к участку туннелей, который раньше вел к заброшенной системе метро. Под улицами было темно и сыро, а большая часть стен покрылась мхом и потрескалась. Старые рельсы были разбиты, поэтому мы обходили стены по приподнятой платформе не менее двух миль. К этому времени я уже запомнил систему туннелей, так что знал, что мы в мгновение ока приблизимся к посольству.