Книга Змеиные боги, страница 104 – Лизавета Мягчило

Он кивнул, проводил благодарным взглядом нырнувшего под печь старика и со стоном, наполненным болью, вышел.

Мир вокруг был таким же. Чирикали воробьи, перескакивая с ветки на ветку, от деревни доносилось мычание коров, пасущихся на полях. Только их больше нет. Разломанные, наизнанку вывернутые и переломанные в крошево… Он поднялся на пригорок к бане.

Лесная дорожка двоилась в глазах, его водило из стороны в сторону, но Бестужев шел. Упрямо мотал головой, скидывая пелену с глаз, вытирая со лба бисерины холодного пота. Еще немножко, лишь бы дойти.

Он увидел ее спину, удаляющуюся сквозь море высокого папоротника.

Настороженно зажатые плечи, опущенную голову. Взгляд ее был прикован к пальцам Полоза, сплетающимся с ее. Волна гнева ударила по глотке:

– Катя!

Она вздрогнула и остановилась. Будто не веря, повернула голову, чтобы встретиться с ним пылающим от радости взглядом. Смоль так и не сказала ничего вслух, но по шевелящимся губам он прочитал неожиданно четко для себя единственное слово: «Живой».

Сделал еще шаг вперед и упал, ослабшие ноги больше не держали. Смоль не шла навстречу.

Попытался подняться, снова упал на колени, не сводя с нее горящего взгляда. Радуясь, впитывая.

Ради нее Саша жил, ради нее сгорал и был готов пройти все круги ада. Вот сейчас, пусть просто сейчас Катя протянет свою руку, позволит ему почувствовать запах ванили, которым пахло ее мыло. Пусть просто будет рядом, хоть час, хоть день. И за это он умрет без раздумья.

Ему так тяжело… Тяжело держаться за жизнь, смотреть на нее далекую и недоступную. Будто весь груз этого мира опускался на плечи. Это он делал ноги ватными, а веки тяжелыми. Бестужев потянулся к ней рукой.

– Катя…

Будто смеясь над его болью и горем, Щек встал за ее спиной, по-хозяйски коснулся подбородком копны волос, растягивая губы в холодной улыбке. Он больше не прятал своей натуры – перемазанный кровью, дикий, неправильный. С удлиненными клыками, кончики которых торчали во время усмешки, со змеиными зрачками и прорисовывающейся под полупрозрачной кожей чешуей на висках и скулах. Проклятое существо, не пускающее его душу обратно к телу. Руки монстра сжимали ее плечи. И просить его не было смысла, молчаливую угрозу Бестужев считал сразу. Он понял– Царя молить бесполезно. Он бы ползал лицом в грязи, целовал ноги монстра, вымаливая, скуля как побитый пес. Полоз знал – видел, но наслаждался его болью и молчаливо отказывал. Отрицательно качнулась голова змея, он даже не дал возможности, не дал слова.

Они могли простоять бы так вечно – друг напротив друга, один умоляя, вторая – мешкая. Все прервал змеиный Царь. Его свистящий голос мягко зашуршал над поляной, спугнул неестественностью сорвавшуюся с веток стайку галок, те суетливо закричали, работая крыльями.

– Поговори с ним, девочка Катя. Ты достойна большего, чем невысказанные сожаления. Сделай верный выбор, и я буду милостив, я закрою глаза на все его грехи, оставлю мальчишку в живых.

Катя кивнула. Пошла вперед, сначала медленно, неуверенно, а последние шаги пролетела стрелой. Опустилась рядом на колени, размазывая подсохшую кровь по его щекам ледяными пальцами:

– Не надо было тебе идти сюда. Там должна подойти Чернава, попроси ее о помощи, ладно? Боже мой, рука совсем никакая, все плохо очень, Саша. Как ты дошел сюда? Но живой. Живой, и это так здорово. – Она суетливо тараторила. Как всегда, когда волновалась и старалась это скрыть. Все пыталась стереть с его лица кровь и землю, а Саша разваливался от этой неловкой ласки. Умереть бы прямо сейчас, на ее руках. Зная, что он ей дорог.