Книга Змеиные боги, страница 101 – Лизавета Мягчило

– Чернава. – Облегчение почти сбило с ног, Катя быстро вернулась к потерявшему сознание Елизарову, дернула ремень штанов, чтобы плотно затянуть выше колена. Без сознания он казался умиротворенным, просто спящим. Разгладились черты лица, будто и не было этого кровавого побоища, будто парень не сделал ошибку, чуть не лишившую его жизни.

Полоз уже поднялся и привычно посмотрел на нее сверху вниз, на лице были бурые разводы крови. И Смоль сама потянула к нему свою руку, пока змей со стоном боли наклонился за брошенным кольцом.

Это было похоже на плохо спланированную попытку самоубийства – бежать к существу навстречу, когда все внутри колотилось от страха, умоляя повернуть назад. Навстречу скрюченным длинным когтям, неестественно тощему, но такому сильному телу. И глазам – голодным, выдающим в лесавке настоящего хищника. Почему она выбрала в жертвы Катю?

Тварь попыталась небрежно его перепрыгнуть, голодным взглядом смотря Смоль вслед. Оттолкнулась длинными ногами от земли и почти перемахнула через его голову. Глупо, наивно, разве можно было подумать, что он ее пропустит? Бестужев неловко подпрыгнул вверх, выбрасывая руку с ножом к белому животу. Черная кровь хлынула в глаза, ослепила, и они сбитым кубарем покатились по земле.

Верещавшая дочь леса брыкалась, пыталась остановить по инерции скользящее по траве тело, он и сам старался отскочить. Путаясь в собственных и чужих конечностях, Бестужев лягнул ту в раненый живот и пополз, у самой ноги опасно щелкнули в пустоте острые зубы, пустили по крови новую порцию адреналина.

Лесавка признала в нем достойного противника, наконец отвела взгляд от леса, в котором еще слышался плач Смоль, перевела на него. Превосходно. Саша удобнее перехватил нож, пригнулся, шире расставляя ноги, устойчиво распределил вес. С этой поляны уйдет один из них, ее небрежность давала ему фору. На голом животе зияла неглубокая рана, толчками выбрасывала дегтярную кровь. Но дева не обращала на нее никакого внимания, снова припала к земле. Рывок в левую сторону, лесавка повела этот танец смерти. Резво, нахраписто, он едва успевал отмахиваться, реагировать.

Было глупо ожидать легкой победы, было странно вообще на нее надеяться. Лесавка подловила его на ошибке. Сбила с толку проклятой ворожбой. Распахнулись алые пухлые губы, радужка глаз принялась темнеть до тепло-карего, она томно вздохнула. Заговорила. Господи, с ее губ срывался Катин голос. Слова, которые он должен был слушать на протяжении многих лет каждый день. Признание, за которое он был готов сражаться:

– Я люблю тебя, Сашенька… – Бестужев непроизвольно вздрогнул и сбился с шага, запнулся, неловко ушла в сторону нога. И гибкое тело сбило его с места. Обвились вокруг пояса сильные тонкие ноги, сжали ребра так, что послышался хруст, он закричал. Пальцы лесавки обхватили руку с ножом, не позволяя замахнуться,снова ранить. Она остервенело била его ладонь о землю, изворачиваясь, чтобы вцепиться в горло. Убить безоружного. Тело среагировало быстрее испуганного мозга, взлетела свободная рука – ладонь плашмя ударила в челюсть хищницы, и укус пришелся на вывернутое плечо.

Мир вокруг пульсировал алой болью. Гулкие толчки глупого сердца глушили, болезненно давили шумом на ушные перепонки.