Книга Отпускай, страница 100 – Ольга Сурмина

А, вот, Эмма пирожки любила. Очень, просто обожала, особенно с вареной сгущенкой из слоеного теста. А еще с маком, малиной, и лимоном. Нейт всегда с мягкой, снисходительной улыбкой смотрел, как она их жевала. Сперва свою, потом его, а потом… чью-нибудь еще, если Штайнеру везло встретить сверстника в коридоре. Зачем другим детям сладости? Нужно уметь делиться, если рядом инвалид. Нужно. Необходимо.

…или молочных зубов можно лишиться раньше, чем то предполагала природа.

Эмма хочет булочку, значит, она её получит. Хотелось показать, что кому-кому, а ему она точно доверилась не зря. Что он несоизмеримо лучше всех тех, кто сейчас смеялся на заднем дворе. Умнее, сильнее, правильнее. Что Фастер не зря его любит.

Любит, Нейт искренне верил в это. В детском доме не принято говорить «я люблю», а Эмма… часто так говорила. Только ему.

Она красными глазами смотрела за оконное стекло, где другие дети гоняли обшарпанный старый мяч по бирюзовой траве. Парень внимательно следил за её зрачками, затем прищурился, и с порицанием спросил:

— Хочешь к ним?

— М? — Фастер отвлеклась от окна, и неловко опустила взгляд, словно её поймали за чем-то постыдным. — Н-нет.

— Если хочешь погулять, я тебя вынесу. Нужно тепло одеться, и… найти твои ботинки. Кто из ублюдков их спрятал? Пойму кто — душу вытрясу. — Штайнер лязгнул зубами, хотя тут же спохватился и улыбнулся. — Нормально все с ними будет. Но прощать такое нельзя.

Голос сломался. Иногда Эмма вздрагивала,когда его слышала, но, в целом, привыкла. Девочка сглотнула ком, затем отвернула лицо в сторону, и закашлялась. Явно не хотела показывать, что кашляет, но терпеть уже не было сил.

— Мы сходим с тобой на улицу, но не сегодня. — Нейт заметно напрягся. — Так и не прошел кашель. Тебе точно лучше?

— Да, я выздоровела. — Она стиснула зубы, уверенно кивнула.

— Нужно тебе температуру померить. — Парень с подозрением сузил глаза, затем медленно встал со скрипучего стула, и молча стал помогать девочке взбираться к нему на спину.

Его лицо становилось каким-то неловким и печальным. Время шло, а Фастер по-прежнему казалось ему ненамного тяжелее нескольких толстых энциклопедий. Судя по той таблице, которую Штайнер нашел в интернете, Эмма имела недобор веса, примерно, в девять килограмм. Критично. Очень, но воспитатели, казалось, не обращали на это никакого внимания. Отмахивались, и выдавали нечто, в духе: «ну, конституция у каждого своя». «А что? Мышцы не работают, вот и не весят».

Бесило. Она не заслуживала такого отношения. Мягкая, умная, добрая, послушная. Самый замечательный человек в целом мире, с которым, несмотря на возраст, было удивительно интересно говорить вечерами. Фастер всеми силами пыталась понимать, и вникать в то, что нравилось Нейту. Получалось. В свои восемь лет девочка могла объяснить закон всемирного тяготения, все законы Ньютона, законы Дальтона и Паскаля. Немногие взрослые могли этим похвастаться, а Эмма, пока плела пояс для любимой куклы, могла объяснить. Именно объяснить, а не зачитать наизусть зазубренное определение. И Штайнер приходил от этого в немыслимый восторг.

Он готовился. Через четыре года он либо попадает в список тех, кто силой своих стараний получает бесплатное место в университете, либо… пополняет ряды курьеров и грузчиков. Долго проживет Фастер на его зарплату курьера? Даже думать об этом было мерзко. Теперь Нейт жил не только для себя. Была цель оправдать надежды человека, который в нем нуждался.