Онлайн книга «Смерть как сон»
Белый венозный катетер был введен в ее левую руку у запястья и закреплен на нем скотчем. От катетера к высокому алюминиевому штативу с капельницей вела длинная трубка. Сама капельница была пуста, вакуумный пластиковый пакет сморщился. – Что вы ей капаете? – спросила я, безуспешно пытаясь сдержать в голосе дрожь. Уитон замер перед мольбертом, но вовсе не мой вопрос был этому причиной. Потом кисть вновь запорхала над холстом. – Инсулин, – буднично ответил он. Я зажмурилась. Воспоминание о разговоре с Фрэнком Смитом мгновенно нахлынуло на меня. Уитон уговаривал его помочь ему уйти из жизни, поскольку не был уверен, что инсулин обеспечит стопроцентную смерть… – Не переживайте, ей не больно, – добавил Уитон, не глядя на меня. Я попыталась выключить кран с горячей водой, но рука не повиновалась. – Что со мной? Уитон не ответил, поглощенный работой. Я непроизвольно опустила глаза на свою левую руку. Казалось, на это ушла целая вечность. Трубка с катетером. Совсем такая же, как у Талии. Я попыталась выдернуть ее, но, разумеется, не сумела. Рука лишь слабо дернулась, и штатив на колесиках ударился о край ванны. Уитон наконец обратил на меня внимание. Во взгляде его читалась легкая досада. – Вы получаете препарат, обеспечивающий мышечную релаксацию. Но все это легко изменить. Поэтому прошу вас – не дергайтесь. Валиум? Старший брат моего любимого ксанакса. – Откровенно говоря, я не рассчитывал, что вы так быстро придете в себя. Уитон вновь потерял ко мне интерес. Он вдруг выпрямился, повернувшись в сторону от ванны. Я проследила за его взглядом и увидела зеркало. Огромное, в человеческий рост. Оно было втиснуто в проем между ванной и стеной. Таких монстров устанавливают в бальных классах… Стало быть, Уитон рисует не только нас с Талией, но и себя самого… – Что за картину вы пишете? – Венец творения. Я уже дал ей название – «Апофеоз». – Я думала, венцом творения вы считаете свою «поляну» – последнее, что я запомнила перед тем, как отключилась. Он иронично хмыкнул. – Помилуйте, это был не мой венец творения, а его! Я почему-то вспомнила абстрактные изображения человеческих фигур, выведенные на полу галереи и накрытые парусиной. «Нет, все это нарисовал не я. А тот, кто нарисовал, уже не жилец». Вот что сказал Уитон, переступая через бездыханное тело агента ФБР, которого сразил разрядом электрошокера. – Это моя последняя, – произнес он. – Что значит последняя? – переспросила я машинально. Он ответил мне усмешкой, которую трудно… да нет, просто невозможно было бы вообразить на лице прежнего Роджера Уитона. – Вы поняли, что я имел в виду. – Последняя «Спящая женщина»? – Именно. Но она будет не похожа на остальные работы серии. – Потому что вы изобразите на ней и себя самого? – Не только поэтому. – А где ваши очки? – вдруг спросила я первое, что пришло в голову. – Какие очки? – Как какие? Ваши… бифокальные… – Они были не мои. – А чьи? Он глянул на меня, как на умалишенную. Затем медленно разжал губы и тоном терпеливого учителя, объясняющего прописные истины нерадивому малышу, произнес: – Очки принадлежали Роджеру. Слабаку Роджеру. Гомосексуалисту. Тошнота мгновенно подступила к горлу. Боже правый… Аналитики ФБР месяцами ломали голову над разгадкой личности преступника, а я, обыкновенный фотограф, ткнула пальцем в небо и… попала. Синдром раздвоения личности… Грубое нарушение психики… Вызванное потрясением от перенесенного в детстве сексуального насилия… Я сразу вспомнила популярную лекцию, прочитанную мне, Джону, Бакстеру и Боулсу снисходительным доктором Ленцем. Вспомнила «доктора Джекилла и мистера Хайда», на которых Ленц просил не опираться… Добро пожаловать в самый страшный из кошмаров, мисс Джордан Гласс. – Если вы не Роджер Уитон, – осторожно проговорила я, – кто же тогда? – У меня нет имени. – Но ведь вы должны как-то себя идентифицировать… Опять эта ироничная усмешка. – В детстве я прочитал одну замечательную книгу, которая называлась «Двадцать тысяч лье под водой». Я преклонялся перед капитаном Немо. А ведь Немо означает «никто». Вы в курсе? – Да. – Он был властелином морей и безуспешно пытался врачевать человечество, одержимое саморазрушительными идеями. Мне довелось побывать в тех же самых водах, под которыми когда-то проплывал легендарный «Наутилус». Но истина пришла ко мне гораздо раньше, чем к Немо. Человечество неизлечимо. Ему не нужна помощь. Ребенок – чистейшее из созданий – едва вступает в этот мир, а тот мгновенно обрушивается на него всей своей непосильной тяжестью. Мир коррупции и пороков, жестокости и насилия. Уитон поджал губы и стал похож на обиженное дитя. – Простите, боюсь, я не совсем понимаю… – Не понимаете? Вспомните свое собственное детство. Вы были девочкой, верили в сказки… Ведь верили? А потом переживали шок всякий раз, когда по мере взросления детские иллюзии – одна за другой – разбивались о реалии окружающей жизни. Ну, помните? Оказывается, нет и не было никакой Золушки. Нет и не было никакого Санта-Клауса. Оказывается, ваш отец вовсе не рыцарь на белом коне, а живой человек со всеми своими недостатками. Да какой там рыцарь! Его нельзя назвать даже положительным героем! Он думал только о себе. И намеревался продержать вашу мать взаперти, в четырех стенах, до конца ее дней. Но это далеко не единственный его грех… Все это однажды ударило по вам. И ударило больно. «Всегда вызывается сексуальным насилием, пережитым в детском возрасте… Всегда». – Оказывается, нет, не было и никогда не будет прекрасного принца, который отвезет вас в свой сказочный замок. Ну, я прав? – Я только сейчас заметила, что свою тираду Уитон произносит, не отрывая напряженного взгляда от мольберта. – А всем, кто рядился в принцев, нужно было от вас только одно. Ха, не закрывайтесь от этих воспоминаний. Их истинность неизменна. Сколько раз вы задавались вопросом: почему все они думают только о себе, почему никто из них ни разу не подумал обо мне? Они не думали о вас, не понимали вас, они были даже не в состоянии увидеть вас. Я имею в виду не вашу оболочку, а маленькую и наивную девочку, которая пряталась под ней и надеялась на лучшее. Всем хотелось использовать вас, так или иначе, а потом сбросить, как балласт и тут же забыть о вашем существовании. Уитон все больше распалялся, и я понимала, что ничего хорошего от этого ждать не приходится. Самое время менять тему разговора… – Послушайте, вода очень горячая… |