Книга Чуж чуженин, страница 197 – Ксения Скворцова

Опьяненная волей, Мстиша ринулась прочь от злачного места. Впрочем, воодушевление продлилось недолго: она никогда не бывала в этой части города в одиночестве да еще ночью. И без того мрачные, опасные подворотни после захода солнца сделались вовсе зловещими. В вонючие тесные закоулки не доносился даже умиротворяющий стук колотушек, городская стража и та предпочитала обходить эти места стороной.Пытаясь выбраться на более прохожую улицу, Мстиша двинулась по знакомому пути, ведшему на торжок, но наткнулась на деревянную решетку, закрывавшую выход: ночью каждый проулок превращался в обороняющуюся крепость. С тоской проводив взглядом торопливо прошагавшего по ту сторону преграды человека, окруженного слугами со светочами и рогатинами – не иначе знатного и богатого, – Мстислава в отчаянии побежала обратно.

Главное было как можно дальше уйти от логова Желана, и, не разбирая дороги, Мстиша кружила по узким запутанным проулкам, прижимаясь к стенам и шарахаясь от редких прохожих. Отовсюду слышались хмельные голоса и брань, смердело прогорклым маслом и паленой шерстью, нищие разводили костры прямо посреди тесных переулков и тут же жарили вонючую рыбу и воробьев.

Несколько раз Мстишу со смехом пытались схватить за руки и одежду какие-то пьянчуги. Должно быть, этот сброд признавал в ней свою, и только поэтому ей пока удавалось оставаться невредимой. Она металась среди черных теней и неверных огней, словно мотылек, сбитый с толку светом лучины, и неизвестно, чем бы это закончилось, если бы в какой-то миг перед Мстишей не вырос Бабеня.

– Заблудилась, поди? – обманчиво-ласково спросил он, но, когда его пальцы кандалами сошлись на ее запястье, она поняла, что пропала.

Желан был в ярости. Он избил Мстишу: расчетливо, умеючи, не трогая лица и головы, чтобы не портить товар, и пригрозил, что, если она снова попытается сбежать, достанет ее хоть из-под земли и отдаст на забаву шайке.

Так началась самая темная полоса в Мстишиной жизни.

Живя у колдуна, она знала, к чему стремится, и знала, когда ее мука закончится, но нынешнему прозябанию не виделось ни конца ни края. Отныне за ней неусыпно следили, и даже в площадной толчее Мстиша ощущала на себе пристальный взор соглядатая. Она все больше срасталась со своей оболочкой, чувствуя, как и в самом деле исподволь становится Незваной: забитой, слабой и жалкой. Нужно было придумать иной способ сбежать, но силы, как и вера, покидали ее. Даже если удастся вырваться, что делать дальше? Мстислава не знала, как вернуть мужа. Она очутилась на исподе жизни, и Ратмир стал недостижим. По ночам, дождавшись, пока разбойники вдоволь налакаются ячменного пойла, переругаются, до хрипа накричатся за игрой в кости и заснут, она пыталась думатьо муже, но с каждым новым днем, прожитым под чужой личиной, образ Ратмира становился все более размытым, подернутым дымкой. Мстише казалось, что она снова падает в черный поруб, и воспоминания о муже, точно отблески далеких звезд, делались все тусклее и обманчивее.

Дна той ямы, куда она нынче провалилась, не достигал небесный свет.

Снова и снова просыпаясь в разбойничьем притоне, пропитавшемся запахами ворованного добра и людского горя, снова и снова отзываясь на чужое имя, которым ее называли эти страшные существа, взахлеб хвастающие друг другу, как пырнули кого-то ножом или свели овцу из-под носа слепого старика, Мстиша начинала сомневаться: а была ли другая жизнь? Была ли она сама когда-то другой, той далекой красавицей-княжной, или все это лишь пригрезилось ей в тяжелом угарном сне? Когда на прощание Шуляк заповедал ей помнить, кто она на самом деле, его слова показались глупостью. Разве можно забыть? Но теперь Мстислава понимала: старик зрил в корень.