Книга Жениться по любви, страница 31 – Хильдур Бок

— Чай, — подумав немного, ответила та. — С мятой. Сир Ламберт, вы не боитесь пить чай с мятой?

— Почему я должен его бояться?

Наёмница в кресле хохотнула, племянница с чародейкой хихикнули, а Елена, облизнув карандаш, принялась закрашивать им брови Дианоры, но перед этим великодушно пояснила:

— Мята якобы плохо влияет на мужскую силу. Вот пиво — то можно хлестать бочонками, и ничего не будет…

— Кроме пивного брюха, — вставила чародейка, колдовавшая над заварочным чайничком.

—…, а чашечка чая с мятой — это всё, это конец.

Ламберт мученически вздохнул. Кресло было новым, удобным и вообще не скрипело, огонь весело отплясывал в камине, треща и стреляя искрами, от окна потянуло терпким травяным запахом — ну вот ещё бы ко всей этой благодати разогнать бабскую банду, а? Только их разгонишь, пожалуй. К Георгу в кабинет, что ли, вернуться? Шевелиться однако было лень, даже злиться всерьёз было лень. Да и на что, собственно, было злиться? На то, что его жена учит его дочь читать и писать, а племянницу — краситься так, как это принято в большом городе, чтобы на графском балу над девчонкой не смеялись втихомолку, а то и в открытую? Или на то, что у неё есть с кем поболтать по-человечески, не подбирая каждое слово и не мечтая про себя украсить личико собеседницы роскошнымфонарём?

— Потерпите немного, сир Ламберт, — усмехнулась, словно мысли его прочла, мужиковатая наёмница, щурившаяся, как кошка, на огонь. — Мы тут ненадолго, только обсушиться да выпить чаю… У вас ведь его ни на завтрак, ни на ужин, ни так просто не подают — ни кипрейный, ни настоящий из Серебряной Лиги, — Ламберт озадаченно посмотрел на неё, соображая, что ещё за лига, но наёмница, похоже, этого не заметила. — Вот и остаётся в вашей опочивальне чаепития устраивать, чтобы обеим баронессам глаза в столовой не мозолить. Матушке-то вашей даже я не нравлюсь, шестнадцатое колено благородной крови, а уж про Фриду, колдунью безбожную, я вообще молчу.

— Это я-то безбожная? — оскорбилась та. — Да я Сот молюсь чаще, чем ты Аррунга поминаешь! У здешней жрицы аж глаза на лоб полезли, когда я в чашу Сот золотую марку кинула.

— Как она тебя вообще в храм пустила? Приморозила ты её к полу, что ли?

— Ой, девочки, не начинайте опять, пожалуйста, — вздохнула Елена. — Сколько можно?!

«Девочки» переглянулись, одинаково, совершенно по-разбойничьи, ухмыльнулись, и сира Симона неуверенно проговорила:

— Двенадцатый год уже, да, Ледышка?

— Грызётесь двенадцатый год? — уточнил Ламберт.

Они опять переглянулись, опять одинаково ухмыльнулись и дружно ответили: «Ага». Постоянные напарницы, значит. Сработавшиеся и понимающие друг друга с полуслова. Это хорошо. Это значит, за дорогую супругу можно не бояться, как она тут одна, когда сам он где-нибудь на окраине Чёрного Леса.

Елена продолжала трудиться над личиком Дианоры; Герта, высунув от усердия язык, скрипела пером в новой тетради; сира Симона растеклась в своём кресле, а Фрида, которая почему-то была Ледышкой, напротив, деловито брякала чашками и журчала кипятком.

— Так, — скомандовала она, — сира Гертруда, иди сюда и сядь на кровать. Если обольёшь, её высушить проще, чем спасать амбарные книги из лужи. Пирожок с яблоками или плюшку с маком? Симона, тебе остудить как обычно? А вам, сир Ламберт? Или вы крутой кипяток пьёте?