Книга Посткарантин, страница 111 – Злата Косолапова

Мельком поглядывая по сторонам, Вебер украдкой ёжился от сырого холода, сгустившегося в грязном, вонючем тоннеле – пустом и молчаливом, и всё думал о предстоящей ему участи. А ещё о Машке, которая теперь осталась одна.

Правильно всё сделал, что уж. Кинул одну без всякой помощи и пропал. Так‑то. Э, нет, без сомнений теперь: всё‑таки хорошо, что собак с ней оставил. От этих бы всё равно не скрылся, а она хоть целее будет.

Просчитывать что‑то было бесполезно, но разработки планов и мысли о ближайшем будущем сами по себе бесперебойно то и дело мелькали у Вебера в голове.

Стараясь держать ухо востро, он просто понуро молчал, хмурясь, и то и дело сурово поджимая губы.

Что ни говори, а раздражение росло наравне с отчаянием.

И смех работорговцев, и их улюлюканье за спиной подливали этим ощущениям ещё больше топлива.

Впереди уже, однако, забрезжил густо‑желтый свет фонарей, смешанный с оранжевыми проблесками от пламени костров. Тоннельный смрад потихоньку сменялся запахами дыма, еды, табака и пороха.

Комсомольская была большой и просторной станцией, довольно красивой – с высокими лестницами и даже балконами, тянущимися над путями. Станция, что логично, была дополнена и всевозможными штуковинами, необходимыми для жизни и быта рабовладельцев и их рабов. Ничего особенного: какие‑то гамаки, канаты, столы с припасами, ящики с оружием. Резиденция главаря располагалась под огромными лестницами в центре платформы.

Вышли на свет, подошли к маленькой лесенке, поднялись на платформу и прошли вперёд. Вокруг царил хаос. Никакой анархии, просто было много народа, при этом все чётко выполняли своё дело, ну, или почти все.

Костры трещали, разведенные по краям платформы. Рядом с огнём, видно, на всякий случай, стояли низкие и высокие бочонки и бутыли с водой, грязные и кривые. На огне жарилось мясо, тушенка подогревалась прямо в банках, кипятились чайники. Женщин, принадлежащих к фракцииработорговцев, Вебер видел не шибко‑то много, а тех, кого видел, были в основном молодые и крепкие бабы с оружием и в броне, те, кто, судя по всему, ходили на вылазки, искали рабов, воевали и занимались прочими подобными делами.

Были и другие женщины. Либо постарше, либо послабее. Они занимались какими‑то бытовыми действами – типа стирки в глубоких тазах, готовки, ухода за ранеными и больными и прочим в этом духе.

Громкий смех, понурое гоготание или со смаком рассказываемая история то и дело сменялись то шепотом, то щёлканьем семечек, то шуршанием тряпок, то ещё чем.

Грязной, отчасти заваленной бетонными глыбами, вывалившимися из потолка, платформе, казалось, не было конца и края.

Навесы из ветхих тряпок, потёртой парусины и ещё чего‑то были выстроены во многих местах и держались на честном слове, укреплённые с помощью палок или досок.

За этими навесами были разложены матрасы, кое‑где с бельём, где‑то даже с подушками: спальные места работорговцев, судя по тому контингенту, что ошивался возле них.

На Комсомольской в середине платформы высилось несколько лестниц. Две из них, что были посередине, были утыканы часовыми, так как на лестницах находились бараки с рабами. Никаких навесов и ничего вообще там не было, кроме старых подстилок на ступеньках. Рабы все были худющими, болезненными, со страшными лицами. Многие из них казались довольно бодренькими, но таких было мало. В основном Вебер видел стариков и мужчин, но были также и женщины, и молодые девушки. Все рабы были одеты либо в обноски, либо в ветхую одежду.