Книга Посткарантин, страница 115 – Злата Косолапова

Молча сидели минут пятнадцать. За эти пятнадцать минут Вебер хорошо уяснил только то, что легче от гнетущей атмосферы, царящей в их камере, ему уж точно не становилось.

Сеньке, кажется, тоже.

– Эй, Конопатый, ты там живой, а?

Сенька поднял голову и прищурил глаза.

– А?.. Да, – растерянно пробормотал он.

– Уже лучше.

Наёмник откинулся на решетку и с задумчивым видом вытянул из кармана пачку сигарет.

– Ого, – только и протянул Сеня.

– Да, курево разрешили оставить, не совсем ещё в извергов превратились, – объяснил Вебер. Следом за пачкой он выудил из кармана коробок спичек. – Даже спички дали. Три.

– Расщедрились… – протянул мальчишка.

– Точно.

Вебер подкурил сигарету и с удовольствием затянулся. Мрачно хмурясь, наёмник снова позволил себе подумать о Машке. Как она там?..

Послышались шаги, шепоток, затем скрип двери. Вебер выпрямился и, чуть сощурив глаза, напряженно уставился в темноту. Сенька вскрикнул и съежился, будто бы его бить пришли.

Легкие шаги сопровождались тяжелым дыханием. В темноте вдруг заблестели чьи‑то глаза, а через секунду в свете фонаря показался мальчишка лет десяти‑одиннадцати.

– Ванька! – удивленно выдохнул Вебер. – Ты, что ли?

– Я, я, дядь Саш, – во всю ширь своего лица ухмыльнулся мальчишка. – Вот пришел тайком навестить вас. Вы только тут потише, а то меня отец прибьёт, если узнает, что я сюда пробрался…

– Ваня! Ваня! – протянув руки к мальчику, заныл Конопатый. – Не получилось у меня!

– Говорил тебе, дурачина, беги в лазейку! – грубо отозвался мальчик. Покачал головой, бормоча что‑то. Но глядя на несчастного Сеньку, вдруг поник и отмахнулся. – Эх ты, Конопатый!..

Сенька уныло опустил голову, понуро примолк.

Вебер прищурился. Подрос‑таки Ванька, хотя по‑прежнему был невысоким и таким худеньким, что чуть ли не слёзы рвались на глаза. Будь у Вебера еда, всё бы отдал ему без остатка. Повыше, конечно, стал. Волосы сильно отросли, не стригут, что ли, совсем? Одет мальчишка был в мешковатую одежду довоенных лет, такую же выпачканную в грязи и пыли, как и его узкое личико, чем‑то отдаленно напоминающее лицо Бориса Валерьевича.

– Ну ты даёшь, – посмеялся Вебер, когда мальчишка вдруг подбежал к нему и крепко обнял, бросившись на шею. – Извини, Ванька, чтов этот раз без подарков…

Ваня нахмурился, сморщил курносый нос и уселся прямо на землю возле фонаря.

– Эх, дядь Саш, – сказал мальчик. – Вот только сегодня думал, как всё плохо… А теперь ещё и ты в ошейнике.

Вебер помолчал, подумал немного и спросил:

– А что плохого‑то у тебя?

Ванька нахмурился, сердито поджал губы.

– Дрянь жить так, дядь Саш. И каждый день одно и то же – крупа с песком на завтрак, обед и ужин. Хуже, что кто‑то всё время болеет, умирает. Никакой тишины, то рабы стонут, то эти… ржут. Хорошо хоть, что с другом моим стали выбираться окрестности изучать… Вот всё мечтаю, что сталкеры меня как‑нибудь с собой наверх возьмут. – Ваня мечтательно улыбнулся, но почти сразу вновь поник. – А папа вконец озверел. Если б он сейчас знал, что я здесь, к вам бы меня отправил в бараки, под арест. Уверен, что если я теперь к тебе подойду, то ты меня убьёшь. Но я‑то знаю, что ты не такой, как он.

Вебер понуро выдохнул, прикрыв глаза, устало потёр лоб.

– Ну, ты папку‑то сильно не ругай. Он просто не разобрался, видно, что происходит. Настроение, может, у него плохое.