Книга Сны с чёрного хода 2, страница 79 – Алексей Небоходов

И вдруг в темноте прозвучал его голос.

– Я подумываю уехать в Ленинград.

Лия замерла, не потому что испугалась, а потому что знала – это не было случайной фразой. Она не повернулась, не спросила сразу, что он имеет в виду, а лишь глубоко вдохнула, пытаясь осознать вес этих слов.

– Почему?

Её голос прозвучал ровно, но внутри что—то дрогнуло.

Александр медленно сделал глоток чая, задержал взгляд на окне, за которым жизнь продолжала идти своим чередом.

– Здесь мне нечего ловить, – сказал он спокойно, но в этой спокойности было что—то усталое, что—то накопленное годами ожидания. – Я задыхаюсь. Там у меня есть шанс, возможность работать с лучшими.

Он говорил, будто уже принял решение, будто всё это было неизбежным, но Лия чувствовала: это не просто планы, не просто желание сменить город. Это был крик души, осознание того, что здесь, в Москве, он достиг своего предела. А потом он посмотрел на неё:

– Я не хочу уезжать один.

В его словах не было ни просьбы, ни нажима, ни мольбы. Но в его взгляде было ожидание – живое, напряжённое, большее, чем простой вопрос. Он не просил, но в его молчании было больше смысла, чем в сотнях возможных слов – ждал.

И Лия поняла, что это не просто разговор, не простая возможность, а момент, который решит всё. Если она согласится, то, что было прежде, перестанет существовать. Если она откажется, он всё равно уедет.

Время продолжало двигаться, и вместе с ним двигалась её жизнь. Она чувствовала, как эта ночь вытягивает из неё ответ, вытягивает его не как выбор, а как неизбежность, которая существовала задолго до этого вечера.

Могла ли она оставить этот город, эту жизнь? Или она уже приняла решение, задолго до того, как он произнёс эти слова?

Лия чувствовала, как её тело наполняетсятяжестью, будто её сознание разрывалось между двумя мирами, не способное окончательно выбрать один.

Она любила его. Она хотела остаться. В её сердце не было сомнений в этом. Здесь, в этой жизни, было тепло его рук, было дыхание, касающееся её кожи, были разговоры, наполненные смыслом, были дни, которые имели очертания, а не терялись в бесконечном беге времени. Но что—то внутри неё сопротивлялось.

Не страх, не сомнение, не желание вернуться, а именно внутреннее отторжение, как если бы её собственная природа, её сущность, закодированная памятью, протестовала против того, чтобы всё исчезло. Это не было сознательным желанием удержаться за прошлое – она уже не помнила, что было там, в двадцать четвертом году, не могла ясно восстановить события, лица, даты. Но её тело, её разум, её душа знали: граница ещё не пройдена, ещё есть точка, откуда можно отступить.

И в этот момент снова раздался голос.

– Осталась последняя черта, Лия, – раздался голос внутри нее, он был ровным, спокойным, но в этой отстранённости было что—то пугающее. – Сделай шаг – и двадцать четвертый год перестанет существовать.

Лия вскочила, инстинктивно отпрянув назад, но мир не изменился. Комната была на месте, Александр, склонившийся над книгой, не заметил её движения. Всё было реальным, осязаемым, ничто не говорило о том, что она стоит на грани.

Но граница была.

Лия схватилась за голову, стиснула пальцы на висках, надеясь, что боль поможет ей сосредоточиться, поможет удержаться за остатки прошлого. Она пыталась вспомнить что—то важное, что—то, что нельзя забывать, но память ускользала, исчезала, как песок, что сыпется сквозь пальцы.