Книга Имя Кати, страница 111 – Павел Губарев

— Всё хочешь рассказать приютцам правду?

— Не знаю. Думаю. Я тут вспоминала про своего школьного психолога. Он так и остался в Приюте. Ходит, небось, там. Мяукает по мне.

— А тебя не будут искать в Приюте? Когда в школе хватятся?

— Нет. Я ему обрезала связь заранее. Никто не знает, что он там. Бог с ним. Обычная машинка без особых талантов. Не знаю, зачем я его таскала вообще туда. Меня ведь раздражало то, что он болтал. А сейчас я думаю — в чём-то он был прав. «Счастье — это только направление. Важно не счастье, а заполненность жизни. Лучший путь — это самозабвение». Это ведь про Приют. Галя счастлива. Она служит своему богу. Джо счастлив — он служит Приюту. Кормит нас мороженым по вечерам и беконом на завтрак. Он не знает, зачем мы собрались, но ему по большому счёту и не надо. У него есть о ком заботиться.

И так далее. Все на своём месте. Есть Сандра и её красота. Обеим хорошо в Приюте. Я думаю, кто делал этого школьного психолога? Наверняка какой-то мудрый дедушка. С длинной седой бородой, морщинками вокруг глаз, с крючковатым носом и тонкими пальцами. Мудрец-наставник вложил свою мудрость в механического котёнка. Не люблю роботов.

— А ведь он прав, — сказал Лёва. — Так и надо. Если эго мешает жить, отбрось эго, растворись в служении.

Анна уловила электронную точность интонаций в Лёвиных словах.

— Ты повторяешьто, что тебе твой буддистский робот вещал всё детство.

— Хм. Да. Но я считаю, это верно. У тебя был свой план взросления. Эго твердило тебе, что ты хочешь стать актрисой. План не сработал, ты страдаешь. У Ани тоже был план. Не знаю, какой именно, но наверняка осторожный. Он держался за своё прошлое, за эти мамины клубки с вязанием, которыми тебя попрекал. Это была его личность, его неприкосновенное эго. И ему тоже было больно, когда у него это отняли.

— Ненавижу роботов, — повторила Анна. — Не было у меня никакого плана взросления. Я не хотела взрослеть. И сейчас не хочу. А они… Как говорится? «Роботы — это зеркала»? Нужны нам такие зеркала. Зачем на себя смотреть? Чтобы больно было?

— Боль исчезает, когда пристально её изучаешь.

— Это тоже буддизм?

— Да. И люди перестают злить, когда долго их изучаешь. Или себя изучаешь. Ты ведь тоже человек. А люди в целом одинаковы.

— Ну скажешь тоже. Вот меня бесит одна девочка в школе. Калиниум. Бесила, точнее. Я её теперь не увижу, и даже жалко. Мне всё хотелось утереть ей нос. Что бы ты ни сказал, она обязательно ответит, что у неё есть то же самое, только лучше. И ведь явно же соврёт. Один раз Женька Лопата заявил, что у него член тринадцать сантиметров. Она сказала, что у неё четырнадцать. Вот зачем, объясни? Тебя не бесит?

— Меня? Немного. Но я больше ей сочувствую.

— Это как? Почему?

— Как думаешь, ей хорошо? Спокойно? Приятно? Так жить.

— Ну… — Анна нахмурилась и почесала лоб.

— Это ведь мучительно — постоянно хотеть выделиться, соревноваться за чужое признание. Причём настолько сильно хотеть, что ты не можешь не врать ради этого. И ты знаешь, что тебе не поверят, но всё равно влезаешь и говоришь. Мне кажется, это некомфортно. Я даже уверен, что это дико некомфортно.

— Но зачем она вот так?

— Прислушайся к себе. В тебе есть то же самое. Может, не так выражено, но есть. Почему тебя раздражает эта Калинуум?

— Калиниум. Ну, она лезет. Хочет оказаться как бы сверху.