Книга Имя Кати, страница 83 – Павел Губарев

— М-м-м.

— Как думаешь, у меня получалось?

— Ох. Я ж просила: расскажи хорошее.

— Я просто подумал… Теперь, когда мы не можем вернуться в нашу квартиру, дом — это я и ты. Больше ничего нет.

— Мишка есть.

— И мишка есть. Сейчас одиннадцать вечера. Дома я бы прошёлся по большой комнате, заглянул бы в мамины вещи, чтобы убедиться, что всё на месте. Хотя куда оно денется? Ну, такой у меня был ритуал.

— Да знаю я твой ритуал.

— А теперь могу только разве мысленно… и знаешь, в общем, нормально. Воспоминания — это воспоминания. Мама с папой — это не клубки со спицами.

Катя вздохнула.

— Ты прав. Давай спать. Отдай мне мишку, и я буду любить тебя до вторника.

Ани хмыкнул.

— Спокойной ночи, — сказал он тихо.

Катя внезапно взяла его за руку.

— Спасибо, Ани-чан. Ты такой спокойный, даже удивительно. Я думала, ты сейчас себе пальцы сгрызёшь и лицо у тебя будет как тот иероглиф или даже страшнее, а меня ты… п…

Катя проглотила какое-то слово.

— Не переживай, ты не виновата. Это я недоглядел. Всё наладится. Как всегда, всё наладится.

Катя кивнула, отвернулась и закрыла глаза. Ани дошёл до двери и обернулся. Он знал, что Катя уже спит.

Он также знал, что сегодня он тоже быстро уснёт. Когда они приехали в особняк, он зашёл в ванную и проглотил две таблетки транквилизатора, запив водой из-под крана. И, наверное, поэтому не сгрыз себе пальцы. Сейчас он примет ещё одну таблетку и выключится на восемь часов.

Его тревожило лишь одно: что в диспенсере осталось только двадцать четыре таблетки — на восемь дней.

Катя проснулась в 6:58. Ей снилось, будто за ней кто-то гонится. Она бежала по тесному зданию, похожему на школу, оглядывалась назад — и видела чью-то фигуру, странным образом успевающую появиться в дальнем конце коридора. Она сворачивала, бежала дальше, оглядывалась — и снова видела ту же фигуру.

В 7:05 Катя стояла на первом этаже, на кухне, выглядывая во двор. Она побоялась выходить на улицу, поэтому исследовала все окна на первом этаже, стараясь не прилипать носом к стеклу, чтобы её не увидели снаружи. За окном было красивое, мирное утро. Жёлтые, зелёные листья и спокойное солнышко. Катя выпила воды, выдохнула и приободрилась.

В 7:07 проехала машина. Окна кухни были единственными, выходившими на дорогу, в остальные было видно только изгородь и соседние дома. Катя без планшета совершенно не ориентировалась в городе. Она не знала, что это за район, не могла понять, когда был построен дом и кому он хотя бы в теории может принадлежать. Здание казалось вырванным из безвременья и напичканным самыми разными вещами, будто чтобы запутать обитателя. Огромная импортная мясорубка соседствовала с деревянной чашкой из потемневшего дерева. Чашка выглядела такой старой, что, по представлениям Кати, в неё могли положить яблоко, упавшее на голову Ньютону. Рядом ютились безликие икеевские стаканы. Они родились в Швеции, где вежливые, но строгие люди долго учили их быть вежливыми, удобными и никогда не сердить людей. Они приехали в Россию, чтобы долго жить-поживать и в конце концов разбиться, потому что так заканчивает свои дни посуда. По ночам бокалы, ухаживая за чайными чашками, сочиняют песни, в которых есть слова о том, что он будет её любить, пока не разобьётся, если, конечно, чашка не разобьёт ему сердце. Эти песни подслушивает вот этот игрушечный зайчик с розовым носом, который тоже наверняка из Икеи. О нет, он сделан в Таиланде. Ну и как он здесь оказался? Плыл ли он на пароме? И что он ел?