Книга Имя Кати, страница 82 – Павел Губарев

Катя неопределённо фыркнула.

— Он тоже для меня всё сделает. Убьёт. Украдёт. Плеснёт кипятком в лицо. Ты убьёшь ради меня?

— Катя!

— Кипятком в лицо человеку плеснёшь?

Ани не ответил.

Катя стянула с головы плед и посмотрела на Ани странным взглядом, будто между ними был аквариум.

— Катя, я…

— Ладно. Я всё знаю. Я видела, как ты сегодня бросался на этих… просто не говори мне «я люблю тебя». Это тупо.

Ани развёл руками.

— А как не тупо?

— Ну не знаю. Наори на меня, что я разбрасываю носки, и объясни потом, что порядок — для моего же блага. Я скажу, что ты гад, зануда и отравляешь мою жизнь. И всё будет как прежде: вот он, мой брат. А когда ты говоришь «я люблю тебя», то это как перед смертью. Или как по телевизору. Понимаешь?

— Э-э-э… понимаю. Не завидую я твоему ухажёру. Он тебе уже признавался в любви?

— Нет. Чёрт, а я ведь теперь его и не увижу никогда, может быть.

— Ну… это мы посмотрим, — неуверенно сказал Ани.

Ани пощёлкал клавишами проигрывателя, перевернул пластинку и опустил иглу. Из древнего прибора послышалосьнесколько клавесинных аккордов и жутко старомодный голос запел:

Дитя, сестра моя, уедем в те края,

Где мы с тобой не разлучаться сможем.

Где для любви — века,

Где даже смерть легка…

— Господи, да что за песни у него тут? — буркнул Ани.

— Мне кажется, эта пластинка осталась от какой-то старушки. Она сидела вот в этом кресле-качалке и слушала вот этот девайс. Ещё она курила трубку и ругала виртуальную реальность. В любом случае, особняк пахнет, как будто здесь жила старушка.

Катя зевнула.

— Ложись спать давай, — сказал Ани.

— О, так лучше. Скажи ещё что-нибудь типично Анишное.

— Катька! Получишь сейчас. Почему не спишь? Живо в кровать!

— А где же кровать?

— А… сейчас найдём.

Ани вышел в коридор.

— Вот тут спальня.

Катя пошла на голос брата. В соседней комнатке нашлась кровать с жёлтым шёлковым одеялом.

— Лёва мне скажет… — сонно сказала Катя.

— Ага, уже постелено. Зубы чистила?

— Лёва мне скажет: «Дай мне своё сердце, и я буду любить тебя до вторника».

— Что? Почему до вторника?

— Не знаю. Такая песня у Боуи.

— Зубы чистила?

— Завтра почищу. У меня щётки нет. Щётка дома.

Катя бросила плед на стул и легла под одеяло.

— Моя щётка тоже дома, — сказал Ани.

— Мы когда-нибудь вернёмся домой?

Ани посмотрел сестре в глаза и сказал:

— Не знаю.

— У меня в рюкзачке мишка. Принесёшь?

Ани вышел из комнаты и вернулся с небольшим плюшевым мишкой, у которого были разные глаза и бежевый бант на шее. Всего четыре дня назад Катя смотрела на эту игрушку и строила планы стать актрисой, используя непохожесть как преимущество. Это казалось таким давним, будто в последние дни большая небесная машина, перерабатывающая будущее в прошлое, взревела и заработала на бешеных оборотах, выплёвывая событие за событием, воспоминание за воспоминанием, хватая, затягивая в жерло людей и вещи. Вот она уже подобралась к Кате, сорвала с неё платье и сунула взамен чужой верблюжий плед. Катя поёжилась, чувствуя, что дальше и сама она может исчезнуть в прошлом. И только мишутка, похоже, ничего не замечал.

— Тебе холодно? — спросил Ани.

— Нет. Посиди со мной немного.

Ани кивнул и присел на кровать.

— Расскажи что-нибудь, — попросила Катя. — Только хорошее.

Ани потёр переносицу большим и указательным пальцами.

— Я тут как раз вспоминал книжку, которую мне прислал друг-психолог. Книжку про воспитание. Там был совет: не говорите ребёнку «заработаешь своё — будешь портить», или «пока ты в моём доме — будешь жить, как я скажу», или «мала ещё своё мнение иметь». Не надо, чтобы ребёнок чувствовал дом чужим, небезопасным местом.