Книга Мост душ, страница 17 – Виктория Шваб

И в нём что-то меняется. Его взгляд темнеет. Зубы скрипят.

Еще секунду назад он был отчаявшимся человеком, потерянным в последних воспоминаниях.Но теперь он голодный призрак. Дух, жаждущий обрести утраченное. Я тянусь к зеркальному медальону, в то время как он тянется к моей жизни, и он мог бы добраться до нее первым, если бы ему не прилетело по голове ведерком с фишками. У Джейкоба отличный удар. Это дает мне время отстраниться и поднять зеркало между нами. Призрак затихает.

— Смотри и слушай,— говорю я, в то время как его глаза широко распахиваются.

— Узри и узнай,— говорю я, пока он покрывается рябью и истончается.

— Вот что ты такое.

Это словно некое колдовство. Заклинание. Скажи слова и призрак станет чистым, как стеклышко. Я тянусь к его груди и хватаю хрупкую нить внутри. Когда — то она была жизнью, такой же яркой, как моя. Теперь она исчезает в моей ладони, темная и серая, превращаясь в пыль. А вслед за нею исчезает и тускнеет мистер Журден, как и его версия Мюриэля.

Зрение расплывается, и становится трудно дышать. На мгновение, мне кажется, что это всего лишь тело посылает мне сигнал о том, что нельзя слишком долго оставаться в Вуали. А потом я вспоминаю про дым.

— Ух, Кэсс, — произносит Джейкоб.

И я вижу, как дым поднимается из-под щелей в полу, просачиваясь и сквозь стены. До нас снова доносится вопль, и я понимаю, что это не человек, а сирена, доносящаяся снаружи.

Я тянусь к завесе, но она не дается моим пальцам. Я пытаюсь снова, цепляясь за серую ткань между мирами, но Завеса держится крепко.

— Нет времени, — кричит Джейкоб, таща меня к лестничной площадке.

Мы бежим по ступеням, несмотря на то, что внизу гораздо жарче, и огонь пожирает дом. Дым жжет глаза и горло, и Вуаль дрожит и ускользает от нас. Еще шаг и вот уже весь дом в огне и люди кричат. Другой — вокруг темно. И я не знаю, в какой версии Вуали я сейчас с каждым последующим шагом, но я знаю, я не хочу быть здесь, когда горящее здание обрушится.

Мы добегаем до фойе, входная дверь открыта и еле держится на петлях. Снаружи я вижу, как весь Квартал пылает.

И в то же время нет.

Вокруг беспородно меняющиеся стены, задние то горит, то нет, в одно мгновение воздух заполняет сигнал тревоги, в следующее — музыка. Вопли перепутались с хаотичной энергией джаза. Я закрываю глаза, когда наш нашими головами раздается треск. Я поднимаю взгляд вверх, чтобы увидеть горящий потолок, а затем Джейкоб толкает менявперед, через дверь, сквозь завесу Вуали, всего за несколько секунд до того, как на нас падает горящая балка.

В мир возвращается жизнь и цвет, я же сижу на горячем тротуаре перед шумным рестораном, слушая звяканье столового серебра и смех. Запах дыма исчезает с каждым вдохом.

— Могли остаться в комнате отдыха, — говорит Джейкоб, опускаясь на тротуар. — Просто бы отдохнули, как любые нормальные люди.

— Мы не нормальные, — бормочу я, стряхивая Вуаль, словно паутину.

— А вот и ты, — говорит мама, появляясь на пороге. — Проголодалась?

* * *

Мне не страшно возвращаться обратно к Мюриэлю, да и еда выглядит очень хорошо. Дженна и Адан спрятали свое оборудование под столом, а Лукас убирает свои заметки, как только появляются тарелки. У мамы и папы есть кое-какое правило, когда мы путешествуем: я могу заказать всё, что захочу, но каждый может взять себе по кусочку. Поэтому когда я расправляюсь с жареной курицей и печеньем, передо мной оказывается мамин суп Гамбо и папины креветки в панировке. Оказывается, Гамбо — своего рода рагу с рисом. Он насыщенный и полон вкусов, которые я не узнаю на вкус, но вещь потрясающая. Папин гарнир к креветкам напоминает какую-то зернистую кашу, нечто такое, что должно было раствориться, но что-то пошло не так. Но уговор — есть уговор, поэтому я готовлюсь и пробую ту крупу, и это…вкусно. Она соленая, маслянистая и простая, сливочная, но не жирная. Напоминает бутерброды с сыром на гриле и куриные нагетсы, ту еду, что я всегда ем, когда больна, мне грустно или устала.