Книга Мост душ, страница 33 – Виктория Шваб

— На что я смотрю? — интересуюсь я, хотя я не вполне уверена, что хочу знать.

Похоже, что в комнате полно частей тела. Руки и ноги. Глаза и зубы. К стенам приделаны ноги, на полу куча костей. Над столом виситрука и похоже, машет мне. Мне требуется секунда, чтобы понять, что все эти части тела ненастоящие, они сделаны из пластика, штукатурки и потрескавшейся краски. У меня сжимается желудок.

— Святой Рош, — объявляет мама. — Покровитель здоровья. Неофициальный покровитель использованных протезов.

По часовне проносится ветерок и искусственное колено поскрипывает.

— Некоторые довольно символичны, — объясняет мама. — Рука для тех, у кого проблемы с запястьями. Колено для тех, у кого болят суставы. А прочие отдают в знак благодарности. Люди приносят их, когда они им больше не нужны.

Я оглядываю святилище. На меня в ответ пялится стеклянный глаз, широкая голубая радужка затуманилась от времени. В этом месте нет призраков. Оно просто жуткое.

Я выхожу из часовни, чтобы освободить место для съемочной группы, поскольку места мало и потому что мне не хочется быть окруженной частями тела, даже если они ненастоящие. Мы с Джейкобом бредём по тропинке, оглядывая могилы с именами вроде Бартоломью Джонс, Ричард Чернел III и Элиза Харрингтон Кларк. Имена, которые звучат необычно, словно они из учебника по истории или какой-то пьесы. Голоса моих родителей доносятся из часовни, то громче, то тише, долетая до нас, словно лёгкий ветерок. Джейкоб взбирается на склеп и перепрыгивает с крыши на крышу, словно играя в классики.

Гремит гром и собираются тучи с прогнозом на скорый дождь, и Вуаль едва ощутима за влажным воздухом. И на мгновение я чувствую, как расслабляюсь. А потом я оглядываюсь и понимаю, что в отличие от Сент-Луиса № 1 или Лафайета, здесь совсем нет туристов, нет групп, которые бы толпились у склепов. Кладбище вокруг пустынно. И я вспоминаю о предупреждении Лары.

Оставайся со своими родителями… Не отделяйся от толпы.

— Джейкоб, — тихо произношу я.

Но когда я поднимаю голову и оглядываю крыши склепов, я не вижу его. Пульс учащается, рука скользит к зеркальному кулону на шее.

— Джейкоб! — зову я громче.

Я вижу краем глаза, как что-то движется и поднимаю зеркало, когда вижу майку с супергероем и светлые лохматые волосы.

— Что? — спрашивает он, пятясь от моего кулона. — Можешь его убрать?

Я вздыхаю с облегчением.

— Ага, — говорю я, дрожащим голосом. — Конечно.

Мы возвращаемся к мрачной часовне и её жутким подношениям в виде рук, глази зубов. На полпути воздух меняется. И поначалу я думаю, что это из-за непогоды. Быть может, из-за внезапного холода, но ветер стихает и наступает жуткая тишина — вроде бы всё хорошо. Но я знаю, что это не так.

Я уже ощущала это прежде. На станции в Париже. В комнате сеансов в отеле. Единственное слово, которым я это могу описать — скверно.

Здесь очень и очень скверно.

Я оглядываюсь, но не вижу ничего странного. Я поднимаю камеру и снова оглядываю кладбище в видоискатель. Я вижу лишь могилы.

А затем нечто скользит меж ними.

В видоискателе это… пустота. Пустота. Сплошной мрак. Пятно, чёрное, словно неэкспонированная плёнка, в точности как я видела на площади Арм. Когда я опускаю камеру, тьма обретает форму. Руки и ноги в чёрном костюме, широкополая шляпа надвинута на лицо, которое вовсе не лицо, а бледная, как кость, маска, тёмные провалы на месте глаз. Рот, сложенный в кривой усмешке. Эмиссар Смерти протягивает мне руку, пальцы в перчатке разжимаются.