Книга Истинная: Вишневый Сад Попаданки, страница 12 – Инесса Голд

Я замерла.

Кап. Кап.

Кровь падала на ледяную корку земли. И лед... таял. Не просто таял — он исчезал, испарялся с тихим шипением. От места падения капель поднимался белесый пар.

Земля жадно пила.

Я чувствовала это. Не мозгом, а чем-то древним, спящим в глубине подсознания. Земля была не мертвой. Она была голодной. Она ждала. Столетиями она ждала чего-то настоящего. Не холодной, стерильной магии льда, которой её кормили местные маги, а жизни. Горячей, соленой, яростной жизни.

Вибрация прошла по моим коленям. Гулкий удар — где-то глубоко внизу, в недрах. Словно сердце великана дрогнуло во сне.

Я отбросила камень. Здоровой рукой достала косточки.

Три маленьких, гладких шарика. Моя надежда. Мое наследство.

Я положила их в кровавую кашицу, образовавшуюся в проталине. Кровь смешалась с землей, став вязкой и теплой.

— Берите, — прошептала я. Голова кружилась. То ли от кровопотери, то ли от странной энергии, которая начала подниматься от земли. — Берите всё. Мою злость. Мою боль. Мою любовь. Только растите.

Я вдавила косточки в грязь окровавленной ладонью.

И тут меня ударило.

Не током, не магией. Меня ударило жизнью.

Я увидела... нет, я почувствовала. Как лопается твердая оболочка косточки. Как просыпается дремлющий внутри зародыш. Как крошечный, нежный корешок пробивает скорлупу и жадно впивается в землю, напитанную моей кровью.

Он искал не воду. Он искал меня.

Меня выгнуло дугой. Я задохнулась. Это было больно и сладко одновременно. Словно из меня вытягивали жилы, но взамен вливали расплавленное золото.

— Растите! — выдохнула я приказ.

Зеленая искра — яркая, как весенняя листва — пробежала по моим пальцам, ушла в землю и вспыхнула под снегом.

Сугроб вокруг моей руки озарился изнутри мягким изумрудным светом.

Ветер стих. На секунду. Вокруг меня образовался кокон тишины. Снежинки, падавшие в этот круг света, не таяли, а превращались в крошечные белые лепестки.

Я смотрела на это, не в силах пошевелиться.

Моя рука, все еще прижатая к земле, светилась. Вены просвечивали зеленым сквозь кожу. Рана от шипа затягивалась на глазах, оставляя лишь тонкий серебристый шрам.

А потом всё закончилось.

Свет погас. Ветер снова завыл, набрасываясь на меня с удвоенной силой. Холод вернулся, ударив по вспотевшей спине.

Меня накрыла такая слабость, что я чуть не упала лицом в снег. Руки дрожали, ноги стали ватными. Словно я пробежала марафон.

Я с трудом загребла снег, укрывая место посадки.

— Спите, — прошептала я заплетающимся языком. — До утра.

Я поднялась, опираясь о стену. Мир качался. Перед глазами плясали черные мушки.

Кое-как, на чистом упрямстве, я доплелась до двери.

Казимир стоял на пороге кухни. В его лапах дрожал тот самый половник. Он смотрел на меня, и его желтые глаза были размером с блюдца.

— Хозяйка... — проскрипел он, когда я ввалилась внутрь, оставляя за собой мокрые следы. — Ты... ты светишься.

Я посмотрела на свои руки. Они были грязными, в саже и засохшей крови. Но под кожей, глубоко внутри, действительно мерцал слабый, угасающий зеленоватый свет.

— Это фосфор, Казимир, — соврала я, хотя знала, что это ложь. — Химия.

— Ведьма... — выдохнул он. Но в его голосе не было страха. Было благоговение. — Настоящая. Живая.

Я прошла мимо него, чувствуя, как сознание начинает уплывать в спасительную темноту.