Книга Истинная: Вишневый Сад Попаданки, страница 95 – Инесса Голд

Я плыла в этом тумане, не чувствуя веса собственного тела. У меня больше не было обожженных рук. Не было ноющей спины. Не было того свинцового груза ответственности за дом, за людей, за дерево, который давил на плечи последние недели.

Здесь было тихо.

Где-то там, за грань, остался рев битвы, звон стали и треск ломающихся костей. Остался холод Северного Предела. Остался Рэйвен с его синими, полными отчаяния глазами.

Мысль о Рэйвене должна была причинить боль, но боли не было. Было лишь легкое, светлое сожаление. Как когда закрываешь интересную книгу на середине главы, понимая, что дочитать её уже не суждено.

«Я сделала все, что могла, — подумала я, и мои мысли звучали как перезвон колокольчиков в пустоте. — Я спасла Сад. Я остановила Мариссу. Рэйвен жив. Мой контракт выполнен».

Туман ласково касался моего лица, предлагая раствориться в нем. Стать частью вечности. Это было так заманчиво. Просто перестать бороться. Перестать быть той, кто вечно что-то сажает, удобряет, лечит, спасает. Просто быть.

Вдали, сквозь серую муть, начал пробиваться свет. Не яркий, не слепящий, а мягкий, золотистый. Он звал. Он обещал тепло, которого мне так не хватало.

Я сделала мысленное движение в ту сторону.

И вдруг...

Что-то упало мне на щеку.

В этом мире бесплотных духов и тишины это ощущение было таким же чужеродным, как удар молота.

Это была капля.

Но не воды. Вода здесь не имела власти.

Это была капля расплавленного, жидкого холода, который при этом обжигал сильнее огня.

Она скатилась по моей несуществующей щеке, оставляя за собой след, похожий на шрам. И там, где она касалась меня, серый туман шипел и испарялся, обнажая черноту реальности.

Я остановилась.

— ...не имеешь права...

Голос доносился словно из-под толщи воды. Искаженный, ломаный, хриплый. Но я узнала его.

Рэйвен.

— ...вернись... возьми мою жизнь... только открой глаза...

Этот голос не приказывал. Генерал Империи, который привык отдавать команды армиям, сейчасне приказывал. Он молил. Он выл, как раненый зверь, потерявший пару.

Меня дернуло назад.

Золотой свет впереди померк. Меня развернуло. Я увидела тонкую, пульсирующую синюю нить, уходящую вниз, во тьму. Она дрожала, натянутая до предела, готовая вот-вот лопнуть.

Это была наша связь. Та самая, которую мы скрепили ночью. Она истончилась, почти исчезла, но эта капля — эта обжигающая слеза — напитала её новой силой.

— Алиса!

В этом крике было столько боли, что мой покой треснул, как яичная скорлупа.

Я вспомнила его лицо. Вспомнила вкус его губ. Вспомнила, как он мыл мне голову, стараясь не причинить боли.

Я агроном. Моя работа — возделывать жизнь. А смерть — это всего лишь компост. Рано мне еще в компост.

«Я не уйду, — подумала я, и в этой мысли проснулась моя привычная, земная упрямость. — Я слишком много вложила в этот проект, чтобы бросить его на стадии всходов. И я не оставлю его одного в этой зиме».

Я протянула руку — призрачную, сотканную из воли — и ухватилась за синюю нить.

Она была ледяной. Но этот лед не убивал. Он давал опору.

— Я возвращаюсь, — шепнула я в пустоту.

И рванула нить на себя.

***

Первым вернулось ощущение боли.

Оно ударило меня всем весом гравитации. Легкие обожгло, словно я вдохнула битое стекло. Сердце, которое молчало, вдруг совершило судорожный, болезненный кувырок и ударило в ребра.