Книга Воскресшая тень, страница 2 – Анастасия Пименова

Он начинает расспрашивать и меня, и врача о том, что случилось.

Хотелось бы мне тоже узнать ответ на данный вопрос.

– … мы достали её из воды, но она пробыла там слишком долго. Пульс есть, но слабый… удары и травмы слишком сильные…

Я слабо касаюсь своими пальцами руки Норы и едва сжимаю её. Сам хочу, чтобы она ответила на моё прикосновение, но этого не происходит.

Сейчас она всё меньше похожа на живую. Дыхание Норы едва уловимо, и каждый вдох даётся ей с трудом, словно воздух стал тяжёлым, как свинец. Её пальцы, когда-то такие ловкие и нежные, теперь неподвижны, будто скованы невидимыми цепями. Она лежит, словно статуя, созданная для вечности, но лишённая жизни.

Всё внутри меня разрывается на части, когда я смотрю на сестру. Больно. Больно так, будто кто-то сжимает сердце в кулаке, не давая дышать.

Мы взлетаем, и я отворачиваюсь, смотря в окно и видя, что директор и другие, в том числе и Вэйл, остались внизу. Мистер Абрамс начинает кому-то звонить, вероятно, нашим родителям.

Меня просят отодвинуться от сестры, чтобы продолжить следить за её состоянием.

Её грудь вздымается слишком медленно, и с каждой секундой меня напрягает это всё сильнее. Больница находится в десяти минутах полета отсюда, но… возможно, у Норы этого времени нет.

Я не верю в Бога, но сейчас, смотря на бледную сестру,находящуюся на волоске от того, чтобы покинуть этот мир, я поверил и мысленно начал умолять. Просить, чтобы смерть оставила её, чтобы обошла стороной. Всё, что угодно, чтобы она жила.

Вдруг я вижу, что грудь Норы перестает подниматься и опускаться, а врачи тут же начинают суетиться, когда я лишь спрашиваю:

– Что… что с ней?

– Дыхания нет, – говорит один из них, когда подносит пальцы к носу, – что-то не так…

Мне не нравятся его слова. Женщина, сидящая рядом, начинает ножницами резать одежду на Норе и позже её переворачивают на бок, а я вижу сзади слишком много крови и синяк.

– У неё сильное кровотечение, – говорит женщина, – возможно, разрыв внутренних органов и повреждение тканей.

Она что-то пытается с ней сделать, но крови становится только больше.

– Дыхания всё ещё нет! – кричит сквозь шум вертолета мужчина.

Нору перевернули обратно и к её лицу прислонили кислородную маску, а врач тем временем нащупал её пульс, и я уловил то, что промелькнуло в его глазах. Страх.

– Пульса нет.

Я схватился за голову, когда мужчина начал делать ей непрямой массаж сердца.

– Сильнее! Почувствуй, как прогибаются ребра! – сказала женщина и подключила какой-то аппарат. – Уровень кислорода ниже пятнадцати!

Что это значит?!

Я продолжил лишь наблюдать, как он надавливает на ребра с краткими перерывами, стараясь заново запустить сердце сестры.

Не могу ничего сделать, лишь смотреть и видеть, как жизнь покидает её… От собственного бездействия хочется закричать, но я лишь смотрю. Внутри нарастает чувство безнадежности, и я ощущаю, как сердце замирает, отказываясь принимать этот ужас.

Они всё пытаются и пытаются завести её сердце обратно, но ничего не выходит.

Мне хочется рвать на себе волосы.

Я даже слышу треск, кажется, её ребра не выдерживают и ломаются.

Время длится слишком долго, словно пытка, и мы уже приземляемся, когда тело Норы перекладывают на каталку и везут в неизвестном направлении.

Врачи обсуждают что-то между собой, а я могу лишь следовать за ними, видя, как рука Норы так и свисает, а с неё на белую плитку капает кровь.