Книга Влюбленная, обреченная, заговоренная, страница 186 – И. Б. Циммерманн

– Мы невероятно рады с тобой познакомиться. Баал восхищается тобой просто без остановки, – промурлыкала Афродита своим медовым голосом. От нее определенно не укрылась неуверенность в мимике Моны, когда богиня поднялась, чтобы подойти.

– Я тоже рада, – выговорила Мона.

– Может, чаю? Пирога? Брауни?

– Никаких брауни, Дита!

– Они безобидные, – захлопала ресницами та.

– Однозначно нет! И я думаю… я думаю, сейчас вам будет лучше уйти, хорошо?

Решеф со стоном встал и подцепил салфеткой еще один большой кусок пирога, а Афродита надулась.

– Но, – начала она, однако супруг прервал ее одним-единственным «Дита». Богиня неохотно взяла его под руку и еще раз посмотрела на Мону долгим взглядом, подчеркнув его счастливым вздохом. – Доброй ночи вам обоим. Надеюсь, мы скоро снова увидимся? Да? На китайский Новый год? Вы же придете, правда?

Но прежде чем Бальтазар успел ответить на ее приглашение, Решеф уже потянул жену к двери и попрощался простым кивком головой.

После того как щелкнул замок, Мона глубоко вздохнула.

– Мне когда-то уже снился такой абстрактный сон, но в этом я хотя бы не без одежды… – пробормотала она.

– Это не сон, сокровище мое.

– Черт! Пожалуйста, скажи мне, что в этом тоже виновато мое невезение.

Бальтазар на мгновение открыл рот, но тут же снова его закрыл. Поднимать такую тему сразу после этого небольшого потрясенияему показалось неразумным. Ее судьба потрясла даже его, и он понятия не имел, как на это отреагирует Мона. Тем более это означало, что их повседневное невезение и правда являлось невезением.

– Может, нам стоит пока вернуться… – начал он.

– Ты правда меня призвал?

– Судя по всему.

– И-и как… какова природа твоего эмоционального кризиса?

В ее надтреснутый голос прокралась нотка юмора. Но вместо ответа архидемон притянул Мону обратно в свои объятия, чтобы поцеловать. Хоть она и ответила на его поцелуй с осторожностью, кося одним глазом на кратерный пейзаж с реками душ, полными страданий и боли, в этот миг он нуждался в ее близости. И когда ее веки в конце концов закрылись и она вцепилась пальцами в его пиджак, открываясь ему, рядом с ними громко и четко послышалось:

– Хрю!

Согнув ноги, обхватив колени руками, она сидела на кровати, и время от времени ее сотрясали рыдания. Бальтазар пережил болезненный опыт, глядя, как плачет любимый человек, и страдал от связанной с этим беспомощности.

В квартире пахло чаем, а благодаря потрескивающему радиатору в комнате стало достаточно тепло – кроме всхлипов Моны, это был единственный звук. Из-за черных стен многочисленные маленькие светодиодные фонарики в украшениях ее комнаты казались светлячками на фоне ночного неба, и это зрелище несло в себе какое-то странное спокойствие. Все внимание сфокусировалось на Моне, и Бальтазар ощущал хрупкость ее реальности острее, чем когда-либо прежде. Она выглядела ужасно потерянной на своем кроваво-красном постельном белье, а он ничего не мог сделать, кроме как гладить ее по спине.

Тиффи уже уснула в своей корзине на стиральной машине, и никакой шум в мире не смог бы разбудить этого ребенка, но Мона продолжала плакать на удивление тихо.

Он подробно объяснил ей, в чем причина ее нестабильных способностей. Рассказал, что с каждой жизнью колдовская магия становилась все более устойчивой к силам, вызвавшим последнюю смерть. Вот почему она обладала таким могущественным даром, а главное, огненным. Рассказал, что ее душа испытала страдания, была насильно очищена – и все это оставило шрамы, которые болели и в нынешней жизни. Мону не преследовало невезение или проклятие, ее магия была подвержена случайным колебаниям. А случай мог означать как удачу, так и неудачу.