Книга Влюбленная, обреченная, заговоренная, страница 187 – И. Б. Циммерманн

– Э-это не имеет значения, – выдавила из себя Мона между двумя судорожными вздохами. – Потому что все равно ничего не изменится. В-все будет как всегда.

Заплаканный голос звучал невнятно, она опять начала отрывисто глотать воздух ртом и вздрагивала при этом всем телом.

– Сокровище мое, это еще не конец…

– Нет, все нормально! Я-я и не… все не так, – заикалась она. – Я-я просто надеялась, разрешила себе… снова мечтать.

– Твои мечты не должны на этом заканчиваться, Мона.

– Но это больно. Теперь мне опять нужно… нужно столько сил… столько сил, как обычно. А-а это тяжело. Я так надеялась, что наконец-то буду… Но сейчас уже не важно… Я-я все равно не хочу останавливаться.

Она плотно сжала губы. Решительность и упрямство столкнулись с отчаянием и разочарованием. Но именно благодаря своей упрямой сторонеМоне удавалось одерживать верх над Бальтазаром, когда он в очередной раз вел себя как – как там выразилась Амелия? – как огр. Бальтазар знал, что она не отступит даже перед этой неудачей. Он осторожно поцеловал ее в макушку, а затем продолжил гладить по плечам и спине.

– У тебя есть я, у тебя есть друзья, твоя Тиффи, вместе у нас гораздо больше сил, – попытался объяснить ей он, прекрасно понимая, что может взять на себя только часть ее проблем. – Разумеется, тебе важна независимость, но вы, люди, рождаетесь не для того, чтобы быть одинокими. И посмотри, чего ты уже достигла без нас! И все может стать только лучше.

Мона вскинула голову и пристально посмотрела на него. Обычно от стресса она часто моргала, но сейчас лишь несколько крупных слезинок скатилось из уголков ее глаз.

– Благодаря тебе и остальным в последние месяцы я меньше чувствовала себя беспомощной, намного меньше.

– Ты и призывала меня очень редко. Видишь, ты делаешь успехи!

– Но что, если вы уйдете?

– Куда это мы вдруг должны деться?

– Б-борис хочет учиться. Он же семьдесят лет работал ночным сторожем… Я-я бы тоже пошла, но… но пока еще не готова. А-а Бен? Когда Бенико переедет к нему, к его родителям, на виноградник… когда-нибудь и он останется там, да? Они создадут семью и… и потом… – Ее ломкий голос колебался между хрипотцой и сдавленными всхлипами. – Бербель станет проклятым существом и наконец будет свободна, наконец сможет путешествовать, и… и мы все будем рады за нее… а когда Тиффи найдут новых родителей… мы все тоже будем очень рады, – вопреки словам Моны, по ее лицу вновь ручьями полились слезы. – Я не хочу плестись в конце! Я вечно теряю близких и в итоге остаюсь одна, – отчаянно плакала она.

– Мона.

– Прости… просто сейчас мне так кажется. З-завтра все уже не будет так… так плохо. Но сейчас… – к тому моменту она уже могла дышать только ртом, и Бальтазар дотянулся до чемодана у изножья кровати, чтобы взять носовые платки.

– Нет ничего плохого в том, чтобы выплакаться, – он протянул ей целую стопку бумажных платочков.

– Да? Понятия не имею. Для меня это в новинку.

– Почему?

– П-после второго договора? – объяснила она, громко икнув, подняла руку, и Бальтазар понял. Вынужденная избегать отчаяния, она не могла позволить себе срывы, и то, что он раньше принимал за прагматизм, было не чем иным,как мерами безопасности. Если его ведьма захотела бы выпустить пар, то могла бы сделать это только в огнеупорном помещении.