Книга Кузнец, страница 7 – С. И. Вендел

Хакон любил эту дворнягу, и даже если он не был самым дружелюбным псом, его постоянная компания была желанной на прошлой неделе. Хакон не сомневался, что, когда он уйдет завтра, Вульф последует за ним, даже если он будет раздражаться и ворчать по этому поводу.

На данный момент зверь довольствовался тем, что лежал у камина, как обычная помеха, создавая опасность споткнуться об него.

Напротив, в другом конце комнаты стояла Сигиль, ее потряхивало от сдерживаемой энергии и нетерпения. Если бы Хакон позволил ей, она бы заставила его собрать вещи и переехать к ней, ее партнерам и детям-близнецам. Хотя он любил навещать их, дом и такбыл полон до краев — особенно теперь, когда появилось еще три гигантских пса.

И… дом был полон любви. Сигиль и Халстерн были шумными, неистовыми, и часто темперамент и упрямство брали над ними верх. Вигго был миротворцем, успокаивал страсти и поддерживал порядок в кузнице. Для Хакона их жизнь была управляемым хаосом, но у них все получалось. Он не хотел нарушать равновесие в их доме.

И каждый день видеть то, чего он хотел больше всего — жизнь, семью. Дружбу. Если он останется, он боялся, что его зависть перерастет во что-то еще более уродливое.

Он не мог обременять их. Он не мог оставаться в этом пустом доме. Он не мог жить полу-жизнью, в безопасности, но хромая. Поэтому он должен уйти.

Он принял решение. Теперь осталось убедить в этом Сигиль.

— Для меня здесь ничего нет, — терпеливо сказал он ей.

— Нет, ничего, только твоя семьяи твоя жизнь, — фыркнула она.

Он поморщился. Ее колкость не должна была ранить, не по-настоящему; он знал Сигиль, она была острее всего, когда ей самой было больно. Он поднял глаза и, наконец, посмотрелна нее.

Сигиль стояла там, скрестив руки на мускулистой груди, и глаза ее остекленели от сдерживаемых слез. В тот момент она выглядела намного моложе своих лет, как юная оркцесса, которая уже потеряла старшую сестру, а теперь и родителей.

Сигиль и его бабушка с дедушкой часто отмечали, как сильно он похож на свою мать Ингрид. Несмотря на то, что у него было более человеческое лицо, с более короткими ушами, маленькими клыками и более тонким носом, он прожил всю свою жизнь, слыша, что у него глаза Ингрид, выражение лица Ингрид, добродушие Ингрид.

Хакону потребовалось много времени, чтобы перерасти свое негодование по этому поводу. Он не хотел иметь части своей матери — ему она нужна была вся. Он хотел, чтобы она осталась с ним, чтобы его хватило, чтобы удержать ее от падения в пропасть отчаяния, которое приходит с потерей пары. Но его не было достаточно. Она ушла.

Хакон, с глазами своей матери и ее добродушием, был всем, что осталось у его семьи от Ингрид, любимой сестры и дочери. Когда Сигиль смотрела на него, он не был уверен, что она всегда видела его, Хакона.

Он не мог винить ее за это. Боль утраты постоянно присутствовала в его сердце из-за отсутствия Ингрид, а он едва знал ее из-за своего юного возраста.Она была с Сигиль, его бабушкой и дедушкой гораздо дольше.

И все же Хакон хотел быть самим собой. Жить своей собственной жизнью.

Он хотел быть чем-то большим, чем бедным осиротевшим полукровкой Ингрид.

Он хотел выбраться из этого дома с его темными углами, холодным очагом и тяжелыми воспоминаниями.

— Ты знаешь, что я имею в виду, — мягко увещевал он Сигиль. — Я знаю, что могу работать в кузнице гадарона, но это не жизнь. Я хочу того, что есть у тебя, Сигиль.