Книга Полукровка, страница 141 – С. И. Вендел

Рот его матери сжался, отказываясь произносить нужные слова. Рот Сорчи раскрылся от возмущения.

Прежде чем она успела что-либо сказать, Орек сжал ее руку.

— Он хорошо к тебе относится? — спросил Орек, кивая на мужчину.

Твердость его матери немного поколебалась, морщинки вокруг ее рта слегка разгладились. Она выглядела почти мягкой, когда смотрела на мужчину рядом с собой.

— Хью — целитель. Он нашел меня. Заботился обо мне.

Хотя нахмуренность не исчезла, выражение лица Орлы стало задумчивым, когда она снова посмотрела на Орека. Возможно, оно даже смягчилось по отношению к нему, но он не стал ждать, чтобы увидеть.

Бессвязная, бессильная ярость клокотала внутри него, требуя выхода, подальшеот посторонних глаз. Он снова почувствовал себя уязвимым юнцом, отчаянно нуждающимся в матери, боящимся всего, что движется, и ненавидел это.

Отрывисто кивнув, он сказал:

— Прощай, мама, — и отвернулся.

Он слышал, как Сорча задержалась, чтобы рассказать Орле что-то о своей родной деревне и, возможно, о том, где их найти, но он не слушал. Его зрение сузилось, дыхание стало поверхностным и учащенным по мере того, как он сокращал расстояние между собой и лесом. Когда он услышал, что Сорча следует за ним, он ускорил шаг, желая выбраться из этого гребаного города, полного людей, запахов и дерьма животных.

Отчаяние яростными толчками сжимало его грудь, делая глухим и слепым ко всему, что не находилось непосредственно перед ним. Он едва дышал, пока его не окружили деревья, и даже тогда он не остановился.

Его кровь кипела, ярость выла внутри, требуя выхода, а глаза жгли слезы гнева, которые он давным-давно спрятал. Он обнажил свои клыки, рыча в воздух, отказываясь от них, отказываясь дарить ейеще больше своего горя.

Опавшие листья кружились вокруг его ботинок, когда он слепо шагал по лесу, эта старая, врожденная ненавистьк самому себе, к своей половинчатости, горьким привкусом ощущалась у него на языке.

Его клан не хотел его, его собственная мать не хотела его — судьба, что, если его пара тоже не хотела его?

Достаточно хорош, чтобы обеспечивать, трахать, но не удержать.

Черт возьми, он был таким глупым.

— Орек! Орек, подожди!

Сорча догнала его, ее дыхание превратилось в тяжелые хрипы. Она встала у него на пути, заставив затормозить, прежде чем врезаться в нее.

Она посмотрела на него широко раскрытыми глазами, полными растерянности и — жалости.

Он зарычал, ярость разгоралась все сильнее.

Орек протиснулся мимо, не в силах выносить ее вида.

С недовольным ворчанием она позвала его по имени, но он проигнорировал это. Проигнорировал Дарраха, сопящего у него над ухом. Проигнорировал хруст веток и листьев под ногами.

Он просто шел, нуждаясь в движении, в бегстве.

Она еще дважды пыталась встать у него на пути и остановить, чтобы поговорить. Он не хотел разговаривать.

Судьба, ему нужно было взять себя в руки, успокоиться и перестать рычать на свою пару,но раны глубоко внутри были открыты и свежи, и теперь они кровоточили так, что их нельзя было снова заткнуть. Он был обнаженным нервом, грубым порезом плоти, всей неистовой, отчаянной болью, которая хотела вырваться наружу, даже когда он хотел загнать все это обратно.

Что она, должно быть, думает обо мне — блядь!

Сорча видела, что именно думала о нем его собственная мать. Черт возьми, она видела все это — и когда она продолжала бросаться перед ним, протягивая руки, чтобы остановить его, он знал, что она видела все. Каждая боль, каждый шрам, каждое детское желание.