Онлайн книга «Возвращение»
|
– Благодарствую на добром слове. – Устя поклонилась. – Но без тебя, лекарь, я б не сделала ничего. Когда б не твои травы, не твоя помощь, нянюшке б куда как хуже было. Я – что, я только делала, как ты скажешь, а на это много ума и не надобно. Вернулась боярыня: – Что с Дарёной, лекарь? – Боярыня, я могу лишь восхищаться. Боярышня Устинья сотворила истинное чудо! Я не ожидал такого быстрого восстановления, в таком-то возрасте больной! Но телесные жидкости прозрачны, руки и ноги двигаются свободно, стесненности при дыхании не возникает… Боярыня поняла только одно. Устя выходила свою няню. И Евдокия наградила дочь благодарным взглядом. Вслух она ничего не скажет. Но… запомнит. – Надо ли что-то еще сделать, лекарь? – Боярыня, можно продолжать то же лечение. Боярышня справилась великолепно. Устинья поклонилась, потом отошла к Дарёне и принялась поправлять на ней одежду. Фёдор сверлил ее взглядом, но молчал. А потом и уйти пришлось, потому как лекарь все сказал и дольше задерживаться стало невозможно. Пришлось кланяться, прощаться, пришлось убираться восвояси… И только пройдя улицу, только сев в карету, Фёдор дал себе волю. С гневом сорвал с шеи короб, грохнул его о пол так, что Адам с криком подхватил свое сокровище и принялся перебирать – не разбилось ли чего? Но все вроде как было цело… Как она могла?! Она записку даже не прочитала! А Фёдор старался, составлял, писал… не так уж и много он написал, ну и что. «Устинья, свет мой, выйди ночью во двор, к березе». А когда вышла бы… Он специально так написал. Он бы и пришел, и перелез… уж договорился бы со сторожами! Ладно, этот… как его… Михайла договорился бы! Он уже пообещал! А она даже читать не стала. Сожгла – и все тут. Разнести бы что-нибудь, да в карете нельзя. Пришлосьограничиться злобным шипением. И ждать до дома Истермана, в котором Фёдор и дал себе волю. Растоптал балахон помощника лекаря, зашвырнул куда-то парик, разбил окно… никто не лез ему под руку, даже Михайла. Только когда бешеный запал у Фёдора прошел, парень подсунулся под руку с кувшином ледяного кваса: – Испей, царевич. Фёдор едва не запустил в Михайлу кувшином. Но так соблазнительно пахло смородиновым листом и ржаным хлебом, так стекала по пузатенькому глиняному боку капелька ледяной воды… Царевич присосался к горлышку да и выдул половину. А там и вторую. Выдохнул, опустился на лавку. – Она записку сожгла! Не читая! Михайла и сам не ожидал такой радости. Сожгла! Не нужен ты ей! Что Устя могла царевича не узнать – не верил. Узнала. Наверняка. И свой выбор сделала! Только вслух Михайла сказал совсем другое: – Царевич, так что ж ты гневаешься? Радоваться надобно! – Чему радоваться?! – Когда б она от тебя записку взяла да на свидание пришла… что это за девка, которая на все согласная? Гнев Фёдора остыл так же быстро, как и вспыхнул. Царевич с интересом поглядел на Михайлу: – Ты прав… ты прав. И правда. Чего стоит девка, которая берет записочку от мужчины… ладно! Будем честны с собой. Царевича она видела раз в жизни – и тут же на свидание побежит? Это уж как-то совсем неправильно. Что еще могла сделать Устинья? Не брать записку? Так растерялась она, не ожидала ничего, вот и взяла. Но и читать не стала. Гордая. Это хорошо. Фёдор успокоенно откинулся на лавке. – Иди собери поесть чего. Да лекаря сюда позови. И слуг кликни, пусть убираются. |