Онлайн книга «Предназначение»
|
* * * Аксинья у себя в покоях сидела, покров на алтарь расшивала. Ничего-то ее не радовало сегодня. Ни летник шелковый, ни сарафан нарядный, золотом шитый, ни украшения драгоценные – кро́ви у нее начались, регулярные, не в тягости она. И в этом месяце не затяжелела, а уж как надеялась! Как мечтала она! Когда б у нее ребенок был, все б иначе было, и ее б уважали, кланялись земно. А так… Несправедлива жизнь! Устька по коридору идет, перед ней и бояре шапки ломают, а Устинья каждому приветствие находит, каждого о чем-то да спросит, улыбнется, здоровья пожелает… Царица она, понятно, а все ж таки улыбаются ей искренне, не по обязанности. И слуги шепчутся, мол, добра, мудра да уважительна – очень обидно сие. А Аксинья ровно тень какая. И видят ее, и ровно не видят… нечестно так-то! Несправедливо! И никто про нее ничего не скажет лишний раз, вроде как женился царевич – и пусть его. И муж Устинью на руках носить готов, а Федька об Аксинью только что ноги не вытирает! А она что?! Чем она хуже сестры?! Нечестно так-то! Куда уж Аксинье понять было, что не соревноваться с сестрой надобно, а своей жизнью жить, своим удачам да победам радоваться, свое счастье строить, на чужое не оглядываясь… Не под силу ей это было. Когда б не Устя – другая бы нашлась для зависти да ревности. Но тут уж так сложилось… Дверь в горницу отворилась, муж вошел, за ним мать его и Варька Раенская в черном платке, ровно ворона какая. И чего она так закутывается? Мужа-то ее еще не нашли, может, и жив покамест? Аксинья честь по чести встала, поклонилась в пояс: – Феденька, муж мой… – Ждала, женушка? – Ждала, муж мой. А что ей еще сказать было? Не правду ведь говорить? Ждала… что кабан тебя клыками пропорет или медведь какой сожрет! Мечтала о том и молилась ежечасно! Не повезло! Сволочи, а не звери, мог бы хоть один для Аксиньи постараться! – Поговорить нам надобно, Аксиньюшка, – свекровка вступила. Голос медом полился, Аксинья чуть не скорчилась от сладости приторной. – Государыня… – Аксиньюшка, сыну моему наследник надобен. – Рожу я ему деток, может, в следующем месяце и понесу уж, матушка. – И такое может быть, Аксиньюшка. Да я к тебе с другим. Есть уже у Феденьки ребеночек. – ЕСТЬ?! У Аксиньи рот шире ворот открылся, хоть ты телегой заезжай. Любава закивала радостно: – Есть, Ксюшенька, есть! Радость такая… нечаянная! – А… э… – Просить тебя хочу. Ты пока не в тягости, а я внучка хочу понянчить, потому скажем мы всем, что непраздна ты, а как разродится Феденькина симпатия, так мы ее ребеночка за твоего выдадим, словно это ты ро́дила. Аксинья спервоначалу онемела от ужаса, а потом опамятовалась, аж завизжала от возмущения, ногами затопала: – Да вы в уме ли такое мне предлагать?! НИКОГДА!!! Х-хлоп! Пощечина от Федора визг оборвала в единый миг, Аксинья к стене отлетела, стукнулась крепко, рот кровью наполняться начал. Бил он сильно, но ладонью, хорошо хоть зубы уцелели. – Молчи, дура! Твое дело рот открывать, как сказали! Аксинья всхлипнула, громко рыдать побоялась… Так-то ее не били никогда. Отец порол – бывало, но ведь жалеючи, а тут и видно было – забьет! Вон, смотрит глазами бешеными, на шее жилы вздулись. А потом подошел, рядом на колени опустился да и слизнул струйку крови, которая у Аксиньи изо рта текла. И так это страшно было… Аксинья замерла, ровно птенчик перед гадюкой, не шевельнуться, не вздохнуть… |