Книга По ту сторону тьмы, страница 151 – Р. С. Болдт

— Черт. Черт!— вздрагиваю, кончив в нее. Она обмякает и наклоняется вперед, уткнувшись лицом мне в шею, и я прижимаю ее к себе, пока мое тело содрогается, а член все еще сочится спермой, словно намереваясь пометить ее киску как свою.

Ведь она уже пометила меня как своего.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЯ

ДЖОРДЖИЯ

— Так что… вот так вот. Я никогда не был тем, кого можно было бы назвать обычным подростком.

Голос Бронсона грохочет подо мной, где я лежу, свернувшись калачиком у него под боком, прижавшись щекой к его груди.

— Пришлось взять бразды правления в свои руки, когда мне исполнилось девятнадцать.

Отсутствие зрительного контакта придает мне смелости в раскрытии некоторых деталей прошлого.

— В детстве я никогда не ходила на школьные танцы, да и друзей настоящих у меня не было. Мама связалась с группой карнавальщиков и заставила меня выступать. Когда постоянно переезжаешь, не так-то просто завести друзей.

Не решаюсь продолжить, но что-то подталкивает меня дать ему представление о том, что я пережила, пусть даже в существенно отредактированном виде.

— Через некоторое время я продемонстрировала им свое умение вести бухгалтерию, и они позволили мне взять на себя ответственность, так как последний парень, который у них был, украл всю выручку.

Очерчиваю пальцем аккуратные чернильные вихри на мужском торсе, искусно изображающие скорпионье жало, собирающееся наносить удар.

— Я начала прикарманивать деньги, но, в сущности, брала меньше, чем они мне были должны. — Голос становится сердитым. — Мама выплачивала долбанные гроши по сравнению с теми деньгами, что, как я знала, они получалиот моих выступлений. Я прятала деньги частями в учебниках, по которым занималась, чтобы получить аттестат.

Выдерживаю долгую паузу, прежде чем продолжить. Слова вырываются нерешительно, едва превышая шепот:

— Знаю, ты ощутил их; пусть они и зажили и покрыты чернилами, но думаю, что шрамы всегда будут вызывать нестерпимую боль.

Он молчит. Единственный признак того, что мужчина все еще не спит, — это мозолистые кончики пальцев, лениво прокладывающие дорожку вверх и вниз по моей спине.

Мой палец замирает при прослеживании бронсоновской татуировки, а слова застревают в горле… хотя я и не собираюсь раскрывать всю правду. Не уверена, что смогу бытьполностью честной, потому что даже не знаю, чемя являюсь.

Поэтому я прибегаю к умалчиванию о самых уродливых, самых сокровенных деталях, надеясь, что однажды я буду достаточно смелой, чтобы раскрыть перед ним все части себя, а не только несколько поверхностных слоев.

— В последнем городе, в котором мы остановились, жил парень моего возраста. Мы задержались там дольше обычного, поскольку у одного из членов труппы рядом проживала семья.

Заставляю себя провести пальцами по его груди. Сосредотачиваясь на изучении остальных элементов этого чернильного шедевра, сумею отвлечься от болезненного прошлого.

— Я думала, что влюблена в него, а он в меня. Теперь же, в ретроспективе, мне просто так не хватало любви. Внимание не было связано с тем, могу ли я принести кому-то легкие деньги. До меня доходили слухи о том, что его мама была немного сумасшедшей, но я не придала особого значения. Он не упоминал о ней в разговорах, и мы никогда не ходили к нему домой. Мы встречались в лесу и разговаривали. Целовались. — Тяжело вздыхаю. — Мне казалось, что он будет тем единственным, кому я отдам свою девственность. И… он стал таковым.