Онлайн книга «Частная практика»
|
— Ту самую? — Да. Обычно к чужим относятся с подозрением. Нет, пожелания гостей исполнят, но не так… не с такой готовностью. Не с таким… Он замер. — Страхом? — … мама, он просыпается! — Пой! Откуда это. Мама… у неё ведь сын, у барыни. — Не спеши, — Катерина рядом. — Сын. Что он говорил? — Почти… ничего. Шепот. Слабый. Отчаянный. — Помогите… пожалуйста, помогите… И пение переходит в визг, который бьёт по ушам. — Мама! — Не спеши. Голосов слишком много. И воспоминаний тоже. Они как карты в руках шулера. И которым верить? Надо… с самого начала. Так. Деревня. Встреча. Чаепитие. Флигель. В него ведут дворовые девки. Запах… свежие травы по углам. И свечи. Свечи горят давно, и терпкий аромат их успел наполнить флигелёк. Вода. Воду приносят те же дворовые девки, которые старательно отводят взгляд. Чистое бельё. Стук в дверь. — Матушка послала поглядеть, всё ли хорошо, — говорит девушка, разглядывая Гремислава с просто неприличным интересом. А вот её жених, несмотря на стать, держится позади. Он подобен тени. — Спасибо. Всё хорошо. — Тогда славно. Крышу тут недавно подновляли… Откуда ей известно? Она проходит в комнату, совершенно по-хозяйски и морщится, видя мятое полотенце. — Я ж сказала им, свежие принесть… Полотенца были чисты, но… Запах. Память снова зацепилась. И за него, и ещё за гнев, исказивший красивое лицо. — Вот… поганки! — подхватив это несчастное полотенце, девушка уходит. А вот молодой жених остаётся. Он вдруг поднимает голову и шепчет однимигубами: — Помогите… Это… настоящее? А то, где он… Дальше. Дальше туман. И ночь. Гроза. Было? Окно приоткрыто. Гремислав любит грозу, потому что нечисть большею частью как раз сторонится. Скрип… Стук. Фигура. Белая рубаха. Тонкие руки на шее. Голос. Запах… он чует его слишком поздно и пытается отстраниться. Но не способен отвести взгляда. А она открывает рот: — Идём, — говорит, беря за руку. — Идём со мной… И Гремислав идёт. Дорога. Вонь. Едкая вонь твари, пропитавшая всё-то, включая доски. И ощущение беспомощности. — Мама, он пытается вырваться! — Я же говорила, сильный… ничего, сейчас уснёт. Гремислав не собирается засыпать. — Помогай! Резкий окрик. И боль. Удар? Кто? Шёпот в ухе: — Помоги… Голос мужской. И его подхватывают, как-то так толкнув, что он падает на пол, неудачно, так, что рука оказывается под телом. — Ты смотри, что делаешь! Туда его тащи… да бери ты за ноги! Раздражение. И тут же: — А ты пой. Давай… садись рядом и пой. — Гремит. — И что? Погремит и перестанет. — Я… не могу сосредоточиться! — А ты смоги. Когда ещё такая удача выпадет… смотри, какой! В нём же силы — не на одно яйцо хватит! Повезло… мне-то годами копить пришлось, собирать по капельке… да раздень его! — П-пуговицы тугие, — запинаясь, произносит мужской голос. — Вот… остолоп. Давай… пой, не молчи. Кто-то склоняется и снова раздаётся пение, только теперь в нём нет ничего приятного. Хриплый скребущий звук, который ввинчивается в голову, а над Гремиславом склоняется другой человек. И тут же в плечо втыкается игла. — Слушай… она вышла… шанс будет, но только один, — шепот пробивается сквозь пение. А под руку подсовывают что-то… рукоять? Пальцы сами сжимаются, их и вправду сводит словно судорогой. — Она… должна… с тобой… спариться. Потом сожрёт. — Что ты там возишься? — этот голос теперь отличен от прочих. И Гремислав цепляется. — Вот же дал… |