Книга Она и зверь. Том 2, страница 35 – Maginot

С едва заметной улыбкой Астина продолжила:

– Я понимаю, почему ваше высочество так думает. Люди – существа социальные, и тех, кто держится особняком, считают странными.

Ее мысли унеслись в прошлое. До десяти лет, пока она не смирилась с тем, что ей суждено прожить жизнь в теле Астины, она не чувствовала привязанности к своей семье. Дворяне редко воспитывают детей сами, и потому, кроме Канны, которая всегда была рядом, все родственники казались ей чужими. Она никогда не нарушала приличий, но знала: графу и графине, ее родителям, неловко было общаться с ней. Их взгляды, слова – всё демонстрировало стену между ними.

Теперь же, будто эхо старых воспоминаний, это чувство вернулось с новой силой. Териод, как и она когда-то, рос без настоящей родственной любви. Его родители не видели в нем сына, а братья, которых он мог бы назвать семьей, давно покинули этот мир. Астина понимала: он цепляется за нее, как за последнюю надежду на тепло, которого ему так не хватало.

«Его так жаль, что сердце сжимается», – подумала она.

Она не винила себя за его одиночество, но все же сожалела. Астина знала, что никогда не станет для эрцгерцога хорошей женой. Она не была обычной девушкой, и потому ее сердце не могло принадлежать ему, как бы он на то ни надеялся. Его привязанность, такаяискренняя и хрупкая, была не к той, кто мог бы на нее ответить.

– Рядом с вами слишком долго никого не было, – тихо произнесла Астина, глядя в глаза Териоду. – Вы просто забыли об этом.

– О чем вы говорите? – голос Териода едва заметно дрогнул, но Астина обратила на это внимание.

Она ответила без тени сомнения:

– О том, что общение между людьми – удивительно теплое и душевное занятие.

Астина знала, как сильно Териод боялся стать монстром. Его страх отражался во всем: в выражении лица, жестах, интонациях. Даже когда он с надеждой говорил об избавлении от проклятия, в его словах сквозила тревога – смутная, но неизбежная, как тень, следующая за светом.

Астина не собиралась подстраиваться под Териода во всем, и утешение никогда не было ее сильной стороной. Но она была обязана сказать это:

– Раньше вы говорили, что я могу вернуться, чтобы вновь увидеть цветение роз в вашем саду. И сами сказали мне, что разлука не прервет нашу связь.

Териод с силой стиснул ее руку в своей. Он понимал, что все это она говорит из жалости, но слова ее были настолько живительными, что он не мог от них отказаться, не мог отвергнуть столь редкое для него человеческое тепло.

Астина впервые встретилась с его глубинными страхами лицом к лицу. И одним лишь взглядом рассеяла их, подобно тому как утренний свет разгоняет ночные тени.

– Ваше высочество, – начала она с неподдельной искренностью, – когда вам станет одиноко, обратитесь ко мне, как к другу, в любое время. Помните, что вы не одиноки.

Это были слова величайшего утешения – те самые, которые он ждал всю свою жизнь.

Поместье эрцгерцога и так всегда оживало на рассвете, но сегодня резиденция Аталленты, точно улей, гудела уже ни свет ни заря. Несмотря на ранний подъем, лица слуг сияли непривычной радостью. Прошлый год, омраченный отсутствием хозяев, казался теперь лишь дурным сном.

Карету, украшенную гербом Аталленты, начистили до блеска, рыцари выстроились перед ней ровными рядами, готовые к торжественному параду. Грубый голос командира рыцарского отряда, призывавшего к дисциплине, эхом разносился до первого этажа главного здания, заставляя стены дрожать. От его громогласного приказа в обычный день хотелось съежиться, но сегодня слуги, занятые своими делами, лишь лениво переглядывались. Приятное оживление наполнило дом.