Книга Безумные Альфы, страница 13 – Ленор Роузвуд

Его губы скривились в горькой усмешке.

— Невинной плотью можно наслаждать множеством способов, если понимаешь, к чему я клоню.

У меня в животе что-то сжимается — тошнота, редкая для меня.

— Твой человек согласился на сделку? — спрашиваю я, подавляя отвращение.

Николай громко, резко хохочет:

— Разумеется. На Внешних Рубежах понятия морали не существует. У курьеров — тем более. Но если кто-то из этих советских сукиных сыновей решит его кинуть… пуля у него уже припасена.

Я киваю, принуждая себя отражать его жестокую лёгкость, хотя внутри всё выворачивает. Я не мягкотелый — никогда им не был, — но странная привязанность к Айви, похоже, превратила мой мозг в кашу. Одна мысль о том, что кто-то посмеет обращаться с ней как с товаром, вызывает желание засунуть руки кому-то в грудную клетку и попереставлять органы, пока ярость не утихнет.

— Умный человек, — бурчу я.

Николай кивает и разворачивается к своим людям:

— Ладно, Прайтел. Не буду тебя задерживать. Береги себя. И… смотри в оба. Совет — не те, кому можно доверять.

— Я запомнил, — отвечаю я.

И вот — они уезжают.

Машины взревели, взметая вверх снежную пыль, землю и осколки льда. Я стою, пока последний автомобиль не исчезает за поворотом, а внутри меня всё звенит — будто это не слова были, а выстрел.

Только когда конвой растворяется в белой пустоте, я поворачиваюсь к своим.

Тэйн идёт первым, взгляд — острый, как нож.

— Что он сказал? — его голос хриплый, опасный.

И в этот момент маска, которую я носил всю ночь, падает.Баланс власти сдвигается обратно: я — пёс на поводке. И этот грёбаный чип в основании моего черепа отлично напоминает об этом. Один неверный шаг — и он мгновенно выключит меня.

У меня тяжелеет язык. Как вообще это объяснить? Я убивал без сожалений, пытал без колебаний — но это… это другое. Поганое. Неправильное.

— Совет, — выдыхаю я, голос как наждак. — Они торгуют омегами.

Тишина падает, как лезвие. У Чумы расширяются глаза. Призрак рычит — низко, устрашающе, звук рвёт воздух. Шарф на его лице дрожит вместе с ним. Лицо Тэйна каменеет, челюсть сжимается так сильно, что я почти слышу треск эмали.

— Объясни, — приказывает он. Голос — колотый лёд.

Я провожу рукой по волосам, с трудом подбирая слова.

— Николай сказал, что Совет выходил на чёрных курьеров. Хотят переправлять омег в Райнмих. Официально — мол, не хватает “достойных невест”, надо поднимать рождаемость, подкармливать своих союзничков. Но он… — я морщу губы, отворачивая взгляд, будто вкус этих слов можно смыть. — Он намекнул на… каннибализм.

Чума прищуривается:

— Это не вяжется. Это звучит безумно даже для них. Совет всегда держал жёсткий контроль над размножительными комплексами.

— Я не говорю, что это правда. Я говорю, что он сказал. — Я поднимаю ладони в жесте капитуляции.

Призрак рычит сильнее. Его огромная фигура дрожит от бешенства. И я понимаю.

Мы — монстры. Да, чёрт возьми. Но мы всю жизнь считали, что боремся хотя бы за что-то. Они — особенно. Я — только делаю вид. И Тэйн… Тэйн больше всех хочет верить, что он хороший человек, даже если это ложь. Поэтому то, что он сейчас молчит — ни капли не удивляет.

Он начинает ходить взад-вперёд, оставляя борозды в снегу:

— Он оружейник. Он может лгать, — бормочет он.

— Может, — соглашаюсь я. — Но учитывая то, что уже открыто поддерживал твой отец… разве это звучит слишком неправдоподобно?