Книга Безумные Альфы, страница 62 – Ленор Роузвуд

И я доверяю ему полностью.

Он всё ещё колеблется — ярко-голубыеглаза никак не могут оторваться от моих. Я вижу, как внутри него бушует война: желание сталкивается со страхом, потребность — с глубоко укоренившейся осторожностью.

Я улавливаю это и в его запахе, поднимающемся навстречу моему. Я не в течке, но моё тело всё равно тонко откликается, и наши смешивающиеся ароматы кружат между нами, невидимые, настойчивые. Инстинкты зовут друг к другу, даже если разум нашёптывает десятки причин остановиться.

Прежде чем я успеваю передумать, я устраиваюсь у него на коленях, обхватывая бёдрами его мощные, как из камня высеченные, ноги. Он такой сильный, такой огромный — вся его фигура напоминает мне выточенный из дерева ствол, которого не обхватить руками.

Призрак замирает подо мной, абсолютно неподвижный, как будто лишь дыхание выдаёт, что он живой. Его руки зависают у моих боков, напряжённые, осторожные, словно он боится сделать лишнее движение.

— Всё хорошо, — шепчу я, мягко беря его ладони и опуская их на свои бёдра. — Я могу… показать тебе, если ты хочешь.

Призрак кивает, едва заметно. Его пальцы на моих бёдрах дрожат. Прикосновения медленные, изучающие, как будто он боится сделать шаг, который может спугнуть меня или причинить боль. Я прижимаюсь ближе к его твердому телу.

— Ты можешь трогать меня...где захочешь...

На мгновение Призрак не двигается. А потом медленно, почти благоговейно, его руки начинают исследовать меня. Они скользят вверх по моим бокам, легко касаясь рёбер, спины, плеч. Его прикосновение такое лёгкое и бережное, будто он боится, что я рассыплюсь у него под пальцами. Будто я бабочка — хрупкая и прекрасная.

Я ожидаю, что он пойдёт к очевидным местам. К моей груди, к моей заднице. В конце концов, именно этого обычно хотят альфы.

Но Призрак удивляет меня. Его руки поднимаются выше, и он обхватывает моё лицо с такой нежностью, что у меня перехватывает дыхание.

Та интенсивность, с которой он смотрит на меня, должна бы пугать. Но вместо этого я сама тянусь к нему, жадно ловя эту связь, которая ощущается глубже всего, что я когда-либо знала.

Большие пальцы проводят по моим скулам, обрисовывая линию лица, будто он запоминает каждый изгиб. Его взгляд не отрывается от моего, поглощая каждую деталь.

Меня поражает благоговение в его прикосновениях, благоговение в его взгляде. Будто он недо конца верит, что я настоящая, что я вот так — рядом с ним. Даже со всеми моими шрамами, острыми углами, моей дикостью — Призрак смотрит на меня так, будто я нечто драгоценное.

Его пальцы скользят вдоль линии моей челюсти, опускаются к шее, едва касаются точки пульса, который сейчас бьётся слишком быстро, и затрагивают грубый шрам возле плеча. Я вздрагиваю — не от страха, а от той силы ощущений, которые он пробуждает во мне.

Что-то внутри меня начинает раскрываться. Впервые в жизни я не чувствую себя сломанной или испорченной.

Я чувствую себя… целой.

Принятой.

Увиденной.

К глазам подступают слёзы, и я яростно хлопаю ресницами, отгоняя их. Я не буду плакать. Не сейчас.

Но когда Призрак снова бережно берёт меня за щёку, его большой палец стирает слезинку, о которой я даже не знала — я понимаю, что, возможно, уже поздно.

Я чувствую, как он напрягается подо мной, его рука замирает у моего лица. В его взгляде появляется тревога, синева его глаз словно затуманивается.