Книга Безумные Альфы, страница 59 – Ленор Роузвуд

Призрак замирает. Полностью. Как будто перестаёт дышать. И только теперь до меня доходит: я трогаю альфу. Не в течке. Не под действием инстинкта. Добровольно.

Это должно бы напугать меня до дрожи. Должно заставить отдёрнуть руку и убежать. Но вместо этого… Я чувствую тепло под кожей, его силу, его сдержанность — и не могу заставить себя отстраниться.

Ко мне слишком давно никто не прикасался так… мягко. И слишком давно я сама не позволяла себе касаться кого-то без страха.

Взгляд Призрака метается между моим лицом и моей рукой на его плече, словно он не может поверить, что это происходит.

Не могу его винить.

Я и сама едва верю.

— Я видела монстров, — продолжаю я едва слышно. — Я чувствовала их… их жестокость, их равнодушие к боли.

Непрошено в голове вспыхивают образы Центра. Холодные глаза кураторов. Лёгкая, будничная жестокость. Я отбрасываю воспоминания, вцепляясь в настоящее.

— Это не про тебя, Призрак.

Он качает головой, и глаза затуманиваются чем-тоболезненным — стыдом, глубинным, давним. Его руки снова двигаются, формируя слова, жесты — рвущие, ломящие, указывающие на маску. Мне не нужно знать язык, чтобы прочитать то, что написано у него на лице.

Он ненавидит себя.

— Я знаю, ты делал вещи, — произношу я осторожно, подбирая слова. — Ужасные, возможно. Но это не делает тебя чудовищем. И то, что под этой маской — тоже. Нас определяет то, какие решения мы принимаем сейчас.

Когда это я начала верить в искупление? В возможность перемен? Особенно — для альф?

Призрак ловит мой взгляд. И держит.

Его глаза пронзают, будто вынимают наружу всё, что я так тщательно прячу. Под таким взглядом я должна бы отступить, закрыться, взорваться. Но почему-то не делаю ни одного из этих шагов.

Моя рука всё ещё лежит на его плече. Мне стоит убрать её. Стоит отстраниться. Но я не двигаюсь. Более того — мне хочется дать ему ещё больше тепла. Стереть ту боль, которая живёт в его глазах.

— Мы больше, чем то, что из нас сделали, — шепчу я, сама удивляясь тому, откуда берутся эти слова. — Мы оба.

Призрак втягивает воздух коротко, почти неслышно.

И тогда — медленно, так осторожно, будто приближается к дикому зверю, который может сорваться — он поднимает руку. Я замираю. Инстинкт орёт — отойди, беги, не позволяй альфе прикасаться. Но я заставляю себя остаться.

Его пальцы останавливаются у моей щеки. Касаются. Легчайшее, едва ощутимое прикосновение, нежность которой я не ожидала от рук, что ломают кости.

Я невольно склоняюсь ближе, закрывая глаза. От его тепла у меня перехватывает дыхание. Когда я снова смотрю на него — взгляд Призрака меня поражает. В нём благоговение. Трепет. Почти… поклонение.

Его пальцы скользят вниз — по линии моей челюсти, по шее. Я непроизвольно напрягаюсь, тело помнит далеко не мягкие прикосновения. Но Призрак не хватает. Не сжимает. Не тянет.

Его прикосновение становится ещё мягче — как дуновение. Он почти не касается, когда проводит пальцами по краю моего шрама.

Наши глаза встречаются. В них — вопрос.

Его вторая рука поднимается, формируя одно слово:

Как?

Я сглатываю. Горло пересохло.

Медленно, будто во сне, моя ладонь поднимается и накрывает его руку — ту, что касается моего шрама.

— Мой шрам? — тихо повторяю я.

Он кивает. Внимание — на мне. Всецело.Нет требования. Нет давления. Только приглашение рассказать — если я хочу.