Книга Покоренная Хвороком, страница 16 – Каллия Силвер

Быстро. Так быстро, что она едва успела осознать происходящее. Только что он стоял в другом конце комнаты — и вот он уже перед ней. Огромный. Давящий. Сильвия вздрогнула, инстинктивно отступая, сердце бешено колотилось.

Но он не поднял руку. Не так.

Вместо этого он потянулся к ошейнику у неё на шее — старому, тому самому, который былс ней с момента захвата.

С отвратительным хрустом он раздавил его.

Техника заискрилась, метал смялся под бронированной рукой, превратившись в хлам. Ошейник лопнул с шипением и рассыпался у её ног искорёженным мусором.

Сильвия ахнула, судорожно сглатывая.

И тут — к её удивлению — он смахнул осколки с её кожи. Осторожно. Аккуратно. Его прикосновение, даже через броню, было выверенным и точным. Будто он… берёг её.

Будто она была хрупкой.

Потому что она такой и была.

Дыхание снова сбилось, когда он поднял украшенный драгоценностями ошейник. Медленно, почти почтительно, он сомкнул его вокруг её шеи.

Он подошёл идеально.

Слишком идеально.

Тёплый. Гладкий. Невероятно лёгкий — и пугающе интимный.

Она ненавидела его. Ненавидела, каким мягким он был. Как ложился на кожу, будто шёлк. Ненавидела мысль о том, что его сделали для неё. Подогнали под неё.

Что он был красивым.

Что он смотрелся… правильно.

Что казалось, будто он всегда там и должен был быть.

Он сказал что-то на своём языке. Одно слово. Глубокое, глухое, вибрирующее где-то в груди. Она не знала, что оно означает.

Но она знала, что оно чувствуется как…

Окончательно.

Потом его взгляд — если у него вообще был взгляд под этим шлемом — скользнул по ней. Медленно. Оценивающе. Собственнически. Она почувствовала это, как клеймо.

Обнажённая.

Он больше не прикасался к ней. Ему и не нужно было. Он просто отвернулся. Сделал жест. Тот самый. Следуй.

Ошейник на её шее слабо переливался в звёздном свете.

И она пошла.

Не потому, что хотела.

А потому что теперь… она больше не понимала, что вообще значит выбор.

Комната была словно операционная.

Это поразило её в первую очередь — неестественная чистота всего вокруг. Слишком ярко. Слишком выверенно. Ни теней. Ни швов. Ни малейшего изъяна. Ослепительно белые стены, глянцевый пол, от которого её кожа казалась чужой, бледной, почти не своей. Свет словно сдирал с неё слой за слоем, обнажая — даже не требуя снять одежду.

Кихин шагнул в сторону, как всегда — грациозно, пугающе плавно для существа таких размеров. Его шестипалая рука беззвучно указала в центр помещения.

Она проследила за жестом.

В углублении у дальней стены поблёскивала ниша. Из невидимых отверстий лениво струился туман, закручиваясь в воздухе призрачными пальцами. Капли воды висели на гладких вертикальных панелях — серебро на серебре. Ни кранов, ни насадок. Только странная металлическая красота. Минимализм. Чуждость. Холодная стерильность.

Душ.

Желудок ухнул вниз.

Потом — его взгляд. Острый. Прямой.

И движение руки.

Вниз.

Без слов. Они были не нужны.

Разденься.

В ней что-то щёлкнуло.

Руки дёрнулись и резко сомкнулись вокруг тела, дыхание вырвалось из груди резким толчком.

— Ты серьёзно?

Он не ответил.

— Абсолютно нет. — Голос сорвался громче, чем она хотела. Сырой. Злой. Шероховатый. — Я этого делать не буду.

Его голова наклонилась — едва заметно, на долю секунды, — но ощущение было такое, будто её ударили. Будто он искренне не понимал, почему она сопротивляется. Словно её отказ был переменной вне его логики.