Книга Покоренная Хвороком, страница 19 – Каллия Силвер

Это было абсурдно.

Недостойно.

По-человечески.

И что-то внутри него откликнулось.

Она не понимала своего положения. Не осознавала оскорбления, которое наносила ему каждым неуправляемым жестом, каждым словом, брошенным в его сторону. Она не знала законов галактики. Того, что её жизнь принадлежит ему — забрать или оборвать. Того, что она стоит перед оружием, заключённым в имя.

Он не был обязан терпеть её.

И всё же… терпел.

Потому что она была его. И потому что она не знала лучше.

Пока что.

Запах торговой станции всё ещё держался на ней — кислый, вязкий. Хуже того — следы дуккаров. Они ползли по её коже, впитавшись в ткань этого оскорбительно тонкого наряда. Кихин чувствовал их — каждую руку, что подходила слишком близко, каждый след их липких феромонов. Смрад аукционной клеткиещё не выветрился.

Он хотел, чтобы этого не было.

Одежды. Запаха. Памяти о том, что касалось её до него.

Её нужно было очистить. Раздеть. Смыть до основы, если потребуется.

Этот наряд — если его вообще можно было так назвать — оскорблял его. Не потому, что обнажал слишком много. А потому, что говорил о слабости. О мире, который не ценит своих.

Он сжёг бы его в тот же миг, как только снимет с неё.

Он представлял её вымытой, с правильным запахом, одетой в одежду, выбранную им. Тёмную. Острую. Достойную.

Она этого не заслужила.

Но он дарует это всё равно.

Она продолжала бушевать, тело вздрагивало с каждым вдохом. Её голос — звук без формы, смысла и логики — бил по нему, как штормовой ветер. Громкий. Бесполезный. Прекрасный.

Она пыталась сражаться с ним.

Звуком.

Она не понимала.

Но поймёт.

Это было испытание.

Для неё — да.

Но в большей степени — для него.

Сможет ли он заставить её уступить, не сломав? Сможет ли вынудить принять то, что ей никогда не победить? Сможет ли удержать этот мерцающий, иррациональный огонь в своих руках — не погасив его?

Он не двигался.

Не говорил.

Просто ждал.

Она устанет. Рано или поздно. И когда это случится… начнётся урок.

Потому что она — человек.

И совсем скоро она поймёт, что это значит.

Дыхание у неё сбилось, но она не двинулась.

Он стоял перед ней — молчаливый, в броне, его руки всё ещё лежали на её плечах, словно груз, от которого невозможно избавиться. Не больно. Не жестоко.

Просто неизбежно.

Кожа зудела под одеждой — не её собственной, а той, что дуккары надели на неё после аукциона. Полупрозрачной. Оскорбительно тонкой. Созданной, чтобы выставлять напоказ, а не защищать. Она ненавидела каждую её нить.

Это было не её.

Как и всё остальное.

В горле жгло упрямство.

— Если ты так хочешь видеть меня голой, — прошептала она хрипло, — тогда сделай это сам.

На мгновение — дикое, безрассудное — ей показалось, что он может отреагировать. Что, может быть… может быть, он ответит как живое существо.

Но нет.

Лишь едва заметный наклон шлема. Почти незаметное движение.

Молчаливое согласие.

Ну что ж.

Тогда он начал.

Его пальцы в перчатках скользнули с её рук к краю тонкого топа — скорее вуали, чем одежды. Он поднимал его медленно, будто эта прозрачная тряпка весила что-то значимое. У неё перехватило дыхание, когда прохладный воздух коснулся кожи, когда ткань отлипла от соли высохшего пота и напряжения.

Она не помогала ему.

Но и не сопротивлялась.

Пусть.

Пусть он сам снимет с неё последнее, что хоть как-то можно было назвать своим.