Книга Дарханы. Академия Четырех богов, страница 77 – Евгения Александрова

— Все вон, — на всякий случай добавила Арнеина, не оборачиваясь.

Слуга прошуршал за дверь, раздался тихий скрип и наступила тишина.

Она опустилась на стул с резной высокой спинкой, подернув подол широких светло-серых брюк. Чуть тряхнула головой, чувствуя как ещё мокрые кончики волос, собранных в высокий, но весьма привольный хвост, мочат ткань накидки, но в комнате было тепло, даже душно, и Арнеину не смущал собственный вид.

— Так кто ты такой?

— Я посланник богов, ваше величество, — продолжил бродяга с закрытыми глазами. И за это она была ему благодарна: взгляд его помнился ей тёмным и пугающим, а так словно говорит с самым обычным бродягой. — И благодарю вас за спасение жизни. Ваш дух настолько ярок и светел, что вы не позволили умереть человеку, которого видите впервые в жизни… Это так благородно с вашей стороны! Разве может наша страна, наша величайшая империя, что простирается теперь так широко благодаря вашему святейшему супругу, желать лучшую императрицу?

— Замолчи, — приказала Арнеина, поморщившись.

Она приказала Джемал уехать, которая по её воле стала посвящена в самую опасную на свете тайну. И только недавно узнала,что Джеймал выбрала уйти из жизни, хоть это и обставили, как несчастный случай в поездке. Целительница решила сберечь тайну императрицы посистине страшной ценой — и этого не забыть. И за это она никогда не найдет себе прощения. И оттого лживые и льстивые слова бродяги о светлой душе казались ещё более уродливыми.

А супруг… тот, которому она посвятила свою жизнь, тот, любовь к которому для неё затмевала свет солнца и звёзд, был ли он — святейшим? Случай на горе она спешила стереть из памяти, объсняя себе единением с богами и высшим разумом, который смешивал живое и неживое, но весть о ребенке, который получил жизнь вопреки воле своего божественного отца, переворачивала всё с ног на голову.

Мэй продолжала задавать мне вопросы, словно именно ей нужно было что-то от меня, а не наоборот. Но поймав меня на мрачном погружении в размышления о собственной судьбе, она спрашивала про Юг, про мою родину, про родителей и про стихийный дар, который ей казался чудом: сама Мэй могла обращаться только к живому, да и то, судя по всему, степень её воздействия была довольно слаба.

Затем она протиснулась в мою келью, слабо освещенную через окошко, выходящее на север, быстро осмотрелась и в конце концов притащила откуда-то набор для шитья. Пока я пыталась разложить вещи, Мэй забрала мои штаны, быстро завернула край, подогнув несколько раз внутрь, и взялась за иголку. Умение болтать ни о чём и делать позволяло ей продолжать разговоры, что в какой-то момент утомило.

И, что самое удивительное, почти ничего об академии я так и не узнала.

— Так, говоришь, Бьёрн здесь учитель? — с трудом перевела я разговор на интересную себе тему, заворачиваясь в одеяло.

— Да, но он занимается только с младшими. Начинашками. Ну, теми, кто только-только сюда приехал и собирается учиться магии.

Я выразительно вскинула брови, на что Мэй окинула меня взглядом и махнула рукой:

— Нет, ты уже к нему не относишься, ты к старшим. Он совсем маленьких учит, пять, шесть лет, ну, максимум, десять или двенадцать. А тебе, напомни? — взгляд её стал подозрительным, особенно, когда она в этот момент стала отрывать зубами тонкую шерстяную белую нитку.