Книга Укушенная, страница 194 – Джордан Стефани Грей

— Это была моя мать, не так ли? — тихо произносит он, и слова «моя мать» слетают с него, как лепестки с розы. Я киваю, вместо того чтобы что-то сказать. Может быть, это меньше разобьёт ему сердце. Он зажмуривается и прерывисто выдыхает.

— Это не твоя вина, — говорит он, заставляя себя открыть глаза. — Клянусь тебе, мы ничего не смогли бы сделать, чтобы остановить её сегодня вечером. Ты не могла знать.

Я ненавижу то, что он говорит правду. Я хочу, чтобы это была ложь. Если бы я могла контролировать это, если бы был способ вернуться в прошлое…

— Я презираю то, что происходит здесь, — говорю я, и мой голос звучит едва слышно. — У нас нет власти.

— Однажды, — клянется Син, усаживая меня на кровать. — Однажды она у нас будет.

Больше честности, но я в это не верю. Королева Сибилла не позволит нам победить. Я — никто. Я — никто, и всё же она всё ещё хочет меня. Когда я рассказываю ему обо всём, что произошло в тронном зале, — о том, как королева разрушила наши планы, — он опускается на колени у моих ног, смотрит на меня из-под густыхресниц, его красные глаза сверкают, а я… я не могу произнести это вслух. Я не буду произносить это вслух. Королева уже угрожала ему; я не могу и дальше проклинать нас, признавая глубину своих чувств к золотому принцу. Я вообще не должна быть с Сином.

«Уна — не единственная, кого ты любишь».

Её крики всё ещё звучат у меня в ушах, и эти крики… Они не могут стать криками Сина. Я этого не допущу. Если королева решит, что он мне больше не дорог, возможно, она оставит его в покое. Но он дышит, и его сердце бьётся в такт с моим, и я чувствую, как что-то вырывается из его души — частичка его, которая так похожа на мою, так знакома мне — и я не думаю, что смогу это сделать. Не сегодня.

— С остальными всё в порядке? — наконец спрашиваю я.

— Да. — Син берёт мои руки в свои и сжимает. — Мы прибыли через несколько минут после тебя. Мы погнались за оборотнем, но он исчез. Никто из нас не узнал запах. Когда мы вернулись, чтобы найти вас, вас обеих уже не было.

— Это была ловушка, — говорю я. — Она… она просто хотела заполучить Эви. Не думаю, что она планировала, что остальные будут там. Она обманула нас с Эви на пляже. Она как-то замаскировала свой запах и подкралась к нам сзади. И тогда она… она… — Меня начинает трясти, и мои глаза расширяются от воспоминаний, от приступа боли, который охватывает меня.

— Не говори этого, — говорит Син. Пауза, а затем: — Всё будет хорошо.

Ложь.

Он лжёт. Я лгу. Этот момент — мы вдвоём в темноте моей комнаты — сам по себе является ложью. Мы никогда не смогли бы быть вместе. Смерть Эви ничего не меняет; она только подчёркивает сложность замыслов его матери. Он всё ещё смотрит на меня с болезненной тоской, с роковой тоской, и мы оба знаем, что дальше так продолжаться не может. Чтобы защитить себя, своих близких, мы не можем быть такими.

Син и я… Мы не существуем как единое целое и никогда не будем существовать.

Моё сердце раскалывается на части после душераздирающих событий сегодняшнего вечера. Я должна… Я должна прогнать его. Я должна отползти назад и лежать на подушке, пока не засну, а завтра всё начнется сначала. Син встает, будто слышит ход моих мыслей, и собирается уходить.

Но…

Худшая, самая эгоистичная часть меня тянется к нему. Я хватаю его за запястье и притягиваю к себе. Он колеблется всего секунду, иего глаза никогда ещё не были такими красными. Расплавленными и бесконечными. Я держусь за него, моя грудь поднимается и опускается от неглубоких вдохов и безрассудной нерешительности. Я ненавижу этот двор. Я ненавижу то, во что превратилась. И я могла бы… Возможно, я больше никогда не испытаю ни минуты радости.