Книга Укушенная, страница 30 – Джордан Стефани Грей

— Этого недостаточно, — шиплю я. — Меня заперли. Я не знаю, где я. Я не знаю, кто меня здесь держит. У меня нет никаких фактов.

— У тебя их достаточно, — в её взгляде вспыхивает негодование, такое же, как и в моём. — Вот почему я умерла. Ты знаешь это, не так ли? Этого ты боишься больше всего. Ты колебалась. Ты могла бы заколоть того оборотня, прежде чем он съел меня. Ты мог бы спасти меня. Но ты позволила мне умереть.

Ты позволила мне умереть.

Это обвинение эхом отдается вокруг нас, пронзительное, как крик, и пробуравливает дыры в моём самообладании, пока эти печальные деревья внутри меня не загораются, и я сгораю. Пол обжигает, когда я встаю, и мои следы на камне дымятся.

— Я этого не делала.

— Ты колебалась, — повторяет она. — Я видела тебя.

Но это невозможно. Она не могла этого увидеть… это длилось долю секунды. От слабости. От страха.

— Нет, — возражаю я. — Я бы ничего не смогла сделать…

— Враньё. — Селеста мастерит пальчиковых кукол в тени на стене, но они мгновенно превращаются из пальчиковых кукол в кошмары.

Два волка. Две девочки.

Волк покрупнее нападает на маленькую девочку. Пожирает ее. Пока другая девочка стоит рядом. Слишком медленная. Слишком бесполезная. Я так сильно стискиваю зубы, что они грозят сломаться.

— Ты позволила мне умереть, — снова шипит Селеста.

Я тянусь к ней, но она не настоящая. Я чувствую пряди её волос, но не могу за них ухватиться. Я не могу удержать её. Вместо этого я спотыкаюсь и натыкаюсь на один из чёрных столбиков кровати.

— Нет.

Затем её изображение гаснет. Внезапно. Окончательно.

— Ты бросила меня.

— Я осталась. — Из моего горла вырывается рычание, и даже столбик начинает дымиться у меня под рукой. В комнате пахнет сожженной яростью и печалью с морской солью, и я не могу это контролировать. Я ничего не могу поделать, кроме как поддаться этому. Мои эмоции извергаются, как вулкан. Не задумываясь — просто реагируя — яотрываю металлический столб, который держу в руке, и подбрасываю его в воздух. Каким-то образом он пронзает призрачную грудь Селесты, пригвождая её к двери, за которой она появилась. Лужи крови растекаются вокруг заострённого столба.

Она пристально смотрит на него. Бросает взгляд на меня.

— Как ты могла? — тихо шепчет она. — Ты обещала любить меня вечно. Ты обещала остаться.

Я не могу дышать. Не могу ни вдохнуть, ни даже выдохнуть воздух. Мои лёгкие разрываются. Кожа горит. Я вся… каждая частичка меня, болит. И от этой боли я не могу убежать. От боли, поселившейся в моей душе. Это невозможно исправить. Ничего из этого.

— Я не смогла бы отбиться от волка, Селеста. Я никто. Я ничто.

— Ты не ничто. Больше нет. — Она исчезает за дверью с грустной улыбкой, и, хотя я жду, что она появится снова, она так и не появляется.

Это больше не имеет значения. Ущерб нанесён. Самообладание покидает меня, и перед глазами всё расплывается. Меня больше не волнует. Что пульс в моей груди учащается и разделяется на два удара. Что когти растут из моих пальцев. Всё, что угодно, только не побег.

Я выдёргиваю стойку из стены с пугающей силой — неестественной силой — и бью ею по стальной двери снова, и снова, и снова, пока что-то большое, дерзкое и уродливое поднимает голову внутри меня. Что мне делать? Ничего. Всё.

Почему?

Почему волки убили Селесту? Потому что она напала на одного из их друзей на пляже? Это не имеет смысла. И я ненавижу это. Я ненавижу путаницу. Я ненавижу боль. Я ненавижу себя.