Книга Дикая Омега, страница 123 – Ленор Роузвуд

Твёрдый пол подо мной безошибочно напоминает, где я. В коридоре, у входа в комнату Айви. Там, где я решил ночевать. Не смог заставить себя лечь рядом с ней — не после того, через что ей пришлось пройти. Но уйти слишком далеко… оставить её вне досягаемости… Мысль была невыносимой.

Когда глаза наконец привыкают к полумраку, я замечаю ещё одну фигуру, осевшую у дальней стены. Виски — голова запрокинута, рот приоткрыт, спит сидя, как брошенный на ходу манекен.

Его тихое сопение выплывает раз в несколько секунд — звук нелепый, почти комичный, особенно на фоне того, как меня всё ещё трясёт после сна.

Похоже, я не единственный, кто не смог заставить себя уйти от нашей омеги слишком далеко.

Я поднимаюсь — рывком, со стоном. Суставы хрустят, будто я старик. Протягиваюсь, разминаю плечи — мышцы стонут в ответ после ночи на голом полу.

И всё, о чём я думаю:

Лишь бы ей там спокойно дышалось.

Лишь бы она спала, не дрожа, не боясь.

И что я снова услышу её запах. И пойму, что она рядом. И что никто… никто в этот раз её не заберёт.

С тяжёлым вздохом я пересекаю короткое расстояние до распростёртого на полу Виски. Пинаю его носком ботинка — аккуратность тут ни к чему. Иногда ему полезно напоминать, где его место.

— Подъём, спящая красавица, — бормочу хрипло, голос ещё шероховатый от сна. — Пойду проверю Айви.

Виски вскакивает с глухим всхрапом, чуть не падая назад. Моргает в ступоре, нахмурив брови.

— Что за… Который сейчас час? — рычит он, протирая лицо рукой. — И почему у меня спина будто через мясорубку пропущена?

— Рано, — бросаю, уже разворачиваясь к двери Айви. — И это то, что будет,если спать, сидя, как чёртова гаргулья.

Но стоит ладони коснуться ручки двери, я замираю.

Что-то изменилось.

Аромат Айви — обычно густой, обжигающий, сводящий с ума в разгар её жара — стал другим.

Приглушённым.

Мягким.

Будто бушующее пламя, которое несколько дней рвало её изнутри, наконец сбросило силу, оставив после себя лишь тёплые, ровные угольки.

— Хм, — произношу я, вскидывая бровь на Виски. — Похоже, у других с узлами дела пошли лучше, чем у нас.

В груди неприятно ёкает. Это не ревность… не совсем. Но угрюмая, тяжёлая нота всё же появляется, оставляя горечь во рту.

Я давлю её, задвигаю глубже.

Не моё. Не сейчас.

Это не про меня.

Не про мою жажду вбить в неё свой след и назвать своей.

Это про неё.

Про то, чтобы ей было лучше. Безопасно. Спокойно.

Виски бурчит что-то в ответ — невнятно — и, скривившись, медленно поднимается на ноги.

— Ладно, — цедит он. — Тогда в следующий раз я первый.

Я фыркаю.

— Посмотрим, — бурчу в ответ, безо всякой злости.

Между нами странно тихо. Мирно, даже.

Но прежде чем мы успеваем продолжить препираться, дверь внезапно открывается — и на пороге возникает Валек. Целиком заполняет проход, тёмный взгляд скользит между нами под насмешливым углом брови.

— Вы, уроды, заходить собираетесь? — протягивает он своим ленивым акцентом. — Или так и будете торчать тут? А я-то думал, Чума у нас главный крип.

Я прохожу мимо него, немного задевая плечом и не удостаивая комментарием.

Комната погружена в полумрак — только слабое рассветное сияние просачивается сквозь занавески, разливаясь мягким, почти нереальным светом.

И в этом свете, в самом центре гнезда — она.

Наша омега.

Она выглядит умиротворённой, лицо расслабилось, привычная складочка между бровями разгладилась. Рыжеватые пряди веером рассыпались по подушке — огненный нимб на фоне белоснежных простыней. Чума лежит рядом с ней, перекинув руку через её талию в почти собственническом жесте, а его лицо наполовину скрыто в изгибе её шеи.