Книга Баламут, страница 27 – Alexander Blinddog

Фёдор поднял копьё, подошёл к Баламуту и приставил наконечник копья к его лицу.

— Помолись перед смертью, — сказал Фёдор.

— Воу-воу-воу, — затараторил Баламут, глядя на то, как железное остриё упирается ему прямо в нос. — Что же ты не сказал, юный княжич, что у нас какое-то разногласие вышло? Я же просто не понял. Думал, шутки шутим. Медальон этот, дескать, мой дар тебе, друг Баламут, за твоё краснобайство. Я-то ещё думаю, с чего такая щедрость? Ну, кто знает, кто знает, думаю, вот такие, наверное, щедрые и открытые люди в княжестве псковском, ничего им не жалко для хорошего рассказчика, приятного и красивого спутника. А оно вон оно что, оказывается-то. Злые и нечуткие люди. А-то я и не знал. Помыслить не мог. Ну так бы сразу и объяснили нормально, что мне забирать медальон нельзя было, а то сразу заточенными железяками давай тыкаться. Фу такими быть. Фу-фу-фу. Стыдно должно быть.

— Молись, сказано, — наконечник копья опустился ниже и надавил Баламуту на грудь.

— Дядька! Постой!

Алексей подбежал и схватил Фёдора за руку. Он прожигал взглядом Баламута, ладонь его обхватила рукоять меча так сильно, что костяшки пальцев побелели. Наёмник нервно сглотнул.

— Нет, — наконец сказал княжич. — Всё в порядке. Я его отпустил на разведку.А что медальон с ним, так это потому, что я ему доверяю. Он мне жизнь спас. Могу повернуться к нему спиной, нож он мне промеж лопаток не всадит. Правильно я говорю?

Баламут закивал так отчаянно, что казалось его голова вот-вот отлетит.

— Истину глаголите, мой любимый княжич, — сказал он. — Полюбил я вас, будто вы мой батюшка родной и братец, в одном лице. Разрежьте верёвки скорее, так давно вас не видел, что хочется обнять, к сердцу прижать, да расцеловать в обе щёчки румяные. Скучал — не пересказать как.

Фёдор продолжал придавливать наёмника взглядом. Тот быстро заговорил.

— Извини княжич, что пропал я надолго. Погнался за оленем, да заплутал в незнакомой местности. Подвёл тебя, не нашёл дичи нам поджарить, перекусить на сон грядущий.

Фёдор перевёл тяжёлый взгляд с Баламута княжича. Затем обратно. По его лицу прекрасно читалось, что он не поверил ни единому слову. Тем не менее, он молча опустил копьё, достал нож, подошёл к наёмнику и разрезал узлы на его запястьях. Тот встряхнул руками, будто до конца не веря тому, что нож перерезал верёвку, а не его глотку.

Освободив его от пут, Фёдор приставил лезвие ножа к лицу Баламут.

— Ты мне не нравишься. Если я хоть почую, что ты что-то замыслил снова или косой взгляд твой поймаю. Убью.

Баламут кончиком мизинца отвёл острие чуть в сторону.

— Не понимаю о чём вы говорите, милостивейший воевода. Я самый преданный человек в мире. Человек слова и чести. А уж как за похищенную княжну Василису переживаю — словами не передать. Никто в мире, даже сам Алексей Владимирович наш, которого я, кстати, люблю, как братца родного, не хочет так сильно спасти княжну. Давайте, братушки, по коням, быстрее-быстрее, княжна сама себя не спасёт, пока вы тут копаетесь. Шевелитесь, ребятки, девочка там уже все глазки выплакала, пока нас дожидается.

Фёдор не повёл и бровью. Убрал нож, достал из сумок припасы, стал располагаться на ночлег.

Баламут судорожно выдохнул, взял Алексея под локоть и отвёл в сторонку.

— Позволь поинтересоваться, мой любимый светлейший князь, долгих лет тебе жизни, а кто этот уважаемый муж, который заставил меня бежать десять вёрст за своей кобылой?