Книга Крепостная, страница 108 – Марьяна Брай

Очередной раз спину пересекло у Осипа к концу апреля. Что-то поднял сам резко, ойкнул и замер.

— Как статУя барин там встал и ни разогнуться, ни согнуться не может, - забежал в мастерскую Николай.

— Фирса кличь. Сама я его не усажу. Домой надо ехать. Лучше не в карете, а в санях. Чтобы лег, - я оставила роспись, прикрыла шкатулку крышкой и, наскоро одевшись, выбежала во двор мастерской.

— Дык тады не надо Фирса. Я чичас Степанову лошадку с санями запрошу. Коли не дась, то и сам останетси без ремонту, - Николаша выбежал за мной и ринулся к воротам.

— Надя, я даже дыхнуть не могу, то ли щекотно, то ли больно. Как обычно, в общем, - Осип стоял в позе метателя ядра, без пальто, без шапки и часто дышал.

Я вынесла из дома его пальто с меховым воротником и накинула сверху. Осип застонал.

— Терпи, казак. Сейчас если Николай обещанное исполнит, погрузим тебя в сани, а дома Фирс из них поможет.

Довезли мы барина домой со стонами и воплями. В комнату Фирс его занес уже белым от боли и холода.

Пока мы с Глафирой компрессы делали, а Нюра отвар готовила, чтобы напоить страдальца, в гостиной появился хорошо поддатый Петр.

— Говорил ведь, доктора оставить надо, - начал он старую песню.

— А платить ему ты из чего собирался? – грозный голос Осипа из-за распахнутой в спальню двери несколько остудил пыл нашего привыкшего жить на широкую ногу барчука.

— Вот и говорю: продать земли с усадьбой, ехать в Петербург и жить как люди! – помолчав, продолжил Петр.

— Флигелек нам прикупишь? Али в гостиницу пристроишь, пока деньги не закончатся? А потом на полянку вернемся? Чтобы хорошо жить, надо много работать, Петр, - Осип начал закипать.И я жестами показала Фирсу, что Петра надо присадить.

— А ты не хорохорься, батюшка! Думаешь, коли молодуху себе прижил, то и сам моложе стал? Да она теперь из тебя только и будет, что деньги тянуть. Или ты на нового наследника надеешься? – голос Петра удалялся. Видимо, у Фирса получилось задуманное.

— Дурак ты, Петруша, ой, дурак! Право слово. Зачем человека из навоза тянуть, коли ему там хорошо. Пусть в ём и обживается, - вдруг серьезно и совсем без горечи заявил Осип.

— Сам, пока не повзрослеет и не поумнеет, твоим умом, барин, он никогда не станет жить, - подтвердила я.

— Препоны строил, чтоб земля не продалась. Больше не буду. От этого, видать, и перекосило. Только и делал, что придумывал, как ему помешать. А он и по голове моей готов пройти, не поскользнется. Все. Обещаю и тебе, и себе, что отпущу его, - Осип даже внешне как-то расслабился.

Три дня мы делали щадящий массаж, а потом еще неделю глубокого. Вечерами я натирала мужа разогревающей мазью Домны. Мы читали книги на разные голоса, пили чаи и даже смеялись. Утром я уезжала в мастерскую, потому что ладони словно горели, чувствуя необходимость в этом труде. Осип оставался на Нюру. А возвращалась я дотемна, чтобы провести с ним время.

И в первых числах мая Петр нашел покупателя.

Осип, как и обещал, даже не расспрашивал сына о делах. Играл в шашки, шахматы, гулял потемну к реке, а потом до ближайшей деревни. Которая скоро станет чужой. И люди будут смотреть на него, как на предателя, как на человека, обманувшего их, продавшего их, как скотину.

А я все вспоминала о письме, которое Клара должна была передать с доктором. Ответа, коли отправить она обычным способом не могла, ждать было зря. И я, как и Осип, отпустила эту историю, решив, что буду простым сторонним наблюдателем.