Книга Крепостная, страница 56 – Марьяна Брай

Клеренс встала и, улыбнувшись мне дежурной улыбкой, принялась ходить по гостиной. Она останавливалась то возле дивана, то у окна, отодвигая шторы, а потом резко развернулась и пошла в свое крыло. Марья, куда-то ходившая по ее приказу, только вернулась и бросилась следом, чтобы узнать, чего барыня желает.

А я оделась потеплее и пошла в кухню. Хотела поговорить с девочками о том, как нам жить дальше. Солнечная погода, многообещающе трещавшая морозом до обеда, вдруг испортилась: небо заволокло тугими серебристыми с отливом тучами, подул ветер. Мороз немного отпустил, но с ветром стало куда холоднее.

— Ну, чево там, Надьк, успокоилась змея наша? – с порога спросила Нюра. Она разделывала гусиную тушку, а Глафира чистила глубокую и объемную сковороду песком. Для этих целей с осени речной песок насыпали в деревянный ящик под столом. С ним мыли посуду, чистили столы и пол.

— Успокоилась. Я ей подсказала, что коли хотят они наследство, то добрыми с барином должны быть. Вроде поняла она меня, да вот неточно. Если получится, хоть какое-то время мирно поживем, - я решила не рассказывать пока о раскрывшихся новых вводных, которые указывали, что «царь-тоненастоящий». У Глаши язык за зубами, похоже, даже во сне не держится, а Нюра в тот же день поделится с Фирсом моими мыслями. В последнее время я уверилась в том, что между ними все уже очень даже серьезно. Вот такие сплетни половым путем передаются лучше, чем болезни.

— А ежели они и правда решат по наученному жить? А барин поверит и правда отпишет сыну всю усадьбу? – Нюра замерла с ножом в руках, а Глафира оставила сковороду и подошла к нам поближе.

— Не должон, Нюр, он ведь не дурак, - ответила я, но на секунду увидела в ее словах смысл.

— Дурак не дурак, а сердце-то, оно ведь не камень. Сын все-таки, - вставила, наконец, Глафира.

— Поживем – увидим, девки. Сейчас лишь бы Осип Германыч на ногах вернулся. С каждым разом все хуже и хуже спина его. Только вот спину, если видно, сердце-то мы не видим, как оно страдает. Пожить бы ему еще, - тихо сказала я.

— А ты куда это снарядилася? – Глафира, похоже, забыла уже о том, что до этого чистила посуду и, не закончив, вытерла руки.

— Хочу в город сходить. Надоело мне дома сидеть как сыч. Говорят, киргизы да китайцы привезли товары свои. Несколько лавок, что им торгуют, сейчас полны диковинами разными, - я встала и надела на голову шаль.

— Вот и правильно. А я тоже с тобой пойду. Давно из дому не выходила. Чичас я, только валенки передену. Жди меня, Надьк, - с этими словами Глафира накинула плохонькую обдергайку, бывшую когда-то пальто с меховым воротником, а сейчас обрезанную чуть ниже бедра, затертую до блеска куртку .

— Ураган, а не девка, того гляди на три части порвется от раздору сердешного, - Нюра глянула на брошенную подругой работу и хихикнула. Я радовалась, что бессмысленная вражда меж ними закончилась, а мудрая, хоть и громкоголосая Нюра приняла девушку такой, как она есть.

А вот про «сердешный раздор» я планировала попозже еще переспросить. Глафира наша, хоть и хищный, но цветок, по сути. Как бы не нарвалась на какие неприятности.

Зная, что барин задержится в мастерской, а с этими разборками с Петром тем более, я решила потратить время не в ожидании. Осень и начало зимы были так насыщены событиями, да и привыканием в обстановке, что я в город выходила всего раза три.