Книга Ты вернешься!, страница 45 – Галина Чередий

— Пока ты со мной, тебе не от кого защищаться, Эрин, — заявил он, продолжая вести вперед.

— Я — прима Курта, так что не защищаюсь, а предупреждаю, — ответом мне стала все та же раздражающая ухмылка. — И все же, когда я смогу убедиться, что с моим сыном все в порядке?

— Когда я сочтуэто необходимым, — равнодушно пожал широкими плечами Рус, и я заметила нечто мелькнувшее над воротом его рубашки. Похоже краешек тату. Раньше у него была лишь одна, на правом плече. Череп в берете, и на ленте под ним “Никто, кроме нас!”. Была она свидетельством службы в подразделении человеческих войск, называемых ВДВ, чем Рус гордился.

— Если ты не покажешь мне Эрика сейчас же, то я… — дернула головой, запрещая себе смотреть и вспоминать…

Как он выглядел с обнаженным торсом, нависая надо мной и хищно всматриваясь в лицо, медля с желанным вторжением… Сколько раз сама ласкала губами кожу, ловя такой щедрый и честный отклик, в том числе и над его татуировкой… Стоп, Эрин! Не было между нами никогда ничего честного.

— Что, развернешься и уйдешь, как всегда и делала? Ну так, вперед! — Дикий и не подумал остановиться, шел себе дальше, вынуждая следовать за собой. Сволочь, он всегда так делал! — Я свои условия озвучил. Ты остаешься там, где я скажу и сколько пожелаю, и твой щенок живет. Или же давай, уматывай, а я убью и его и всех Курта поголовно.

— За что? — взорвавшись, все же остановилась я. — Моя стая не виновна в убийстве тех твоих саргов.

— Моих друзей и верных бойцов, Эрин, — ухмылка исчезла, как ее и не было, и серые глаза напротив потемнели, вызвав в сознании ассоциацию с грозовыми тучами. — У нас, дворняг, это называется так.

— Неважно, — я сама разорвала затянувший, как трясина, визуальный контакт и двинулась вперед, обогнав на пару секунд Руса. — Я утверждаю, что это не Курта их расстреляли, так что, твоя месть ничем не спровоцирована.

— Утверждаешь это, потому что так сказал засранец Георг? — Рус поравнялся со мной и, через десяток шагов, указал вправо, сворачивая на подъездную дорожку-разрыв в густых, но крайне ухоженных хвойных зарослях. — Или потому что была на месте? Кстати, что ты там делала, Эрин? На том месте, где раньше был тот самый пустырь?

— Ты ведь не ждешь, что я признаюсь в приступе сентиментальности?

— Нет, что ты! Для сентиментальности нужно иметь живое сердце, а у тебя там кусок льда.

— Зато у тебя ведь оно оказалось не только слишком живым, но и весьма вместительным, — снова не выдержав, огрызнулась я, отказываясь помнить ту картину, что застала тогда, когда сама решилась разнести свою жизнь в клочьяради него.

Но мой самозапрет мало чем помогал. За все эти года три сплетенные в сонном изнеможении тела, одно из которых было моим тогдашним возлюбленным, ради которого я была готова пожертвовать всем, а два — незнакомыми человеческими самками и острый запах недавнего секса так и не смогли стереться из моей памяти. — Не вижу смысла развивать эту тему. Главное, что не Курта начали нынешний конфликт, а значит, с нашей стороны не было провокации и агрессии.

— А скажи мне, княжна, веками вы, сраные хранимые Луной, уничтожали обращенных, иногда целыми хуторами и деревнями, спровоцированно? — резко сорвался на раздраженный рык Дикий. — Я не о тех, кто разум потерял и стал реальным чудовищем, а о тех, кто сохранил ум после обращения, но не пожелал оставаться у тебе подобных в пожизненном рабстве, сбежал и жил себе тихо, обзаведясь семьями. Или друг друга вы вырезали подчистую стаями всегда по серьезной причине или просто в силу своей зверской захватнической натуры?