Книга Ты вернешься!, страница 60 – Галина Чередий

Дернул плечами, скидывая рюкзак, рванул из-под ремня и через голову футболку, шагнул, вжал обманчиво хрупкое тело своим в стену и… все.

В ум пришел мокрый, задыхающийся, аж колбасило от изнеможения и мощи только что пережитого. Эрин у стены землянки, руки раскинуты, тонкие пальцы впиваются в замшелые бревна едва их не кроша, ее нога на моем бедре, я навалился на нее медведем неуклюжим, и мы еще одно целое.

— Будет же потом еще лучше, да? — прохрипел, откуда-то зная ответ. — Когда тебе себя больше не нужно станет контролировать, и можно будет все.

— Будет. Когда мне уже не нужно будет контролировать тебя, — я только успел обрадоваться, что она сказала “когда”, а не если, а моя княжна добавила. — Если ты все еще будешь хотеть меня.

Я отстранился и фыркнул насмешливо. А кого же еще? Будто с того момента, как ее встретил, для меня возможны варианты.

— Что, сначала обустроимся, костерок разожжем и поесть сварим, а к ночи уже кусаться? — предложил, с усилием отрывая глаза от обнаженного тела любимой.

— Нет, — покачала она головой. — Есть тебе пока не стоит, да и костер в переходном состоянии способен напугать. А в установке палатки или обустройстве лежанки смысла нет. Сложи все наши пожитки в землянке, чтобы зверье не добралось, покажи мне в каком направлении ближайшее жилье и раздевайся совсем. Если не передумал, конечно, что будет с твоей стороны очень и очень разумно.

— Да кому оно нужно, разумное это, — хохотнул, спихивая с бедер джинсы, еще не застегнутые после секса.

Тряхануло раз, другой, от понимания-изумления, неужто вот оно, уже, вот так сразу, без всякой подготовки и возможности морально настроиться. Одна секунда, когда все же стало ссыкотно, ведь один шаг — и больше не человек я, но потом эта нервная щекотка мигом обратилась в предвкушение, все более жадное с каждой секундой.

— Ну и как это будет, а, детка? — спросил, скинув и ботинки и оборачиваясь к Эрин. — Лицом к лицу или ты сзади? Мне сесть? Лечь? Стоять?

— Тебе вещи сначала занести и подвесить, чтобы всякая живность не растрепала,— закатила глаза моя княжна.

— А? О, точно. Я сейчас, мухой метнусь, — подхватив все наши пожитки, я рванул по ступенькам вниз в землянку, на ходу запихивая свое барахло в сумку к вещам Эрин и кайфуя от неизведанного прежде ощущения мха под босыми ногами.

Быстро прицепил рюкзак и сумки к специально вбитым в потолочные балки крюкам, развернулся… Точнее почти это сделал, и тут в меня врезалось нечто жуткое, утробно рычащее так, что кишки узлом свернуло мигом, отзываясь каким-то совершенно первобытным ужасом, из генетической памяти, видать. А мгновением позже, еще до того, как очутился на полу на четвереньках, в изгибе шеи взорвалась такая дикая боль, что отрубился, не успев и заорать из-за спастически сжавшихся легких.

Первые несколько раз из беспамятства меня выкидывало, похоже, на считанные мгновения, потому что вытерпеть дольше то, что тут же наваливалось, было невыносимо. Мозг тут же вскипал, не в состоянии уместить все, что начинало в него ломиться от всех органов восприятия. Тела, его отдельных частей вообще не чувствовал — один какой-то сгусток боли. Только и находил глазами лицо склоняющейся надо мной Эрин, которую почему-то теперь видел в черно-серо-белых тонах, и моментально опять отрубался, осознавая и помня в своем пекле исключительно главное — она рядом.